Из сельской чайной, которая, по совместительству, была и пивной тоже, Михал Иваныч вышел абсолютно трезвый. Что-то в последнее время стал он плохим компаньоном в этих «весёлых» делах. Мужики его ругали.
Пёс Султан, спеша впереди него, привычно повернул налево. Туда, куда он и сам не раз сворачивал. Там был его старый дом. Дом, который продали.
Михаил постоял, уцепившись за старую берёзу, и крикнул пса. «Вот оболтус, когда привыкнет?»
Но Михаил и сам никак не мог привыкнуть. Пьяные ноги часто сворачивали не туда, но сегодня он был трезв.
И все, вроде, логично. Сын построился, дом у него – ого-го. А как умерла Лиля, так Михаилу так горько было, что он тогда из чайной и не уходил, пока его Нюра-продавщица тряпкой не выгоняла.
А домой идти в те дни вообще не хотелось. Неуютно там без Лилии, холодно.
Султан тогда бежал впереди, оглядывался на слабо держащегося на ногах хозяина, а тот «доползал» до дома, глядя на грязно-белую спину пса, и падал там почти замертво.
Сын тогда и предложил, чтоб отца делом занять – забрать, чтоб помогал им со стройкой. Мол, не справляюсь без тебя, отец.
А после уж и решили, что деньги для стройки нужны, а два дома – это лишнее. Пристройка большая – и отцу места хватит.
Сноха Соня работала в школе учителем. Ласковая, добрая, слова поперек не скажет. Жить бы да жить.
Но нет-нет, да и тянуло Михаила в старый дом. Тосковал. Иногда специально крюк по селу делал, чтоб мимо пройти. Краем глаза смотрел, чтоб не приметили, не сказали, что ходит, мол, разглядывает. А ему разглядеть очень хотелось! Зайти б ещё, посмотреть что там во дворе делается, в доме.
Он притормаживал у дома, шёл все медленнее и медленнее, а сердце стучало от волнения. Он старательно отводил подбородок, а потом набирал в грудь воздуха и, как-бы случайно, заглядывал во двор. Чудилось, будто вот сейчас он зайдет, а там его Лилия с маленьким Колькой.
В просторном дворе мало что изменилось. Свет из окон падал на узкую стежку, на дровницу возле сарая, на ступени крыльца. Свет был немного другой – голубоватый. Михаил понимал, что это из-за голубых занавесей на окнах.
За все это время в свой старый двор Михаил не зашёл ни разу.
Первое время дом стоял пустым. Купил его молодой мужчина, а для чего, для кого – они не спрашивали. А потом заехала сюда женщина в годах. Городская, немного непохожая на местных. Особо ни с кем не задружила, разве что с соседкой – Натальей чуток общались.
Вот Наталья-то о им рассказала, что зовут ее Галина, что дом этот купил ее зять, а квартиру городскую то ли продал, то ли разменял.
Скрытная была новая соседка, не особо откровенничала. Да и на огороде, вместо овощей, цветов насажала, как на балконе городском, хоть Наталья ей и семена и рассаду предлагала.
В общем, странная.
В местный магазин она приходила не часто. Молча расплачивалась за продукты и возвращалась домой. Однажды её там встретила Соня. Приветливо пыталась заговорить, сказала, что в бывшем доме свекров та живёт, но новая хозяйка только молча кивнула.
Сегодня Михаил не выпил и стопки, а все потому, что с утра на завтра придумал себе важное дело и пребывал в тревоге. Чувство томительного волнения не отпустило его и поздно вечером. Он выходил на улицу, курил, никак не мог уснуть.
Дело в том, что на завтра он запланировал сходить в старый дом. И причина была веская – надо было найти и забрать в сарае старый рубанок. Если, конечно, новые хозяева не выбросили.
Когда переезжали, Колька купил новый, этакий современный. Но прослужил он недолго, и Михаил жалел и жалел о своем старом, оставленном в доме инструменте. Тогда они много чего оставили там, даже мебель.
– В новом доме – должна быть и мебель новая, – говорил Колька.
Тем более, что на сборке мебели, установке кухонь и работал в городе. Все было под рукой.
После обеда Михаил Иваныч, неизменно сопровождаемый Султаном, решительно направился к старому дому на другой край села. Но чем ближе подходил, тем медленнее шёл, тем слабее была решительность, тем сильнее стучало сердце.
Только пёс уверенно бежал впереди. Он знал дорогу. А как только подошли ближе, завидевши родной дом, пёс рванул и быстро исчез под знакомой калиткой.
– Куда? – Михаил проскрипел зубами.
Он остановился, его прошибла испарина, возникло желание вернуться, сделать вид, что пёс и не с ним вовсе, но тут из-за угла вынырнул мальчишка, и Михаил толкнул родную калитку.
Двор обнял до боли родным, скрипнул, приглашая. Михаил привычно наступал на знакомые выщербленные плитки, смотрел в окна, но светилось лишь одно – окно кухни, шторы были задернуты. Неловко как…
Султан сидел у двери, с нетерпением виляя хвостом.
– Чтоб тебя! Куда, вперёд батьки! – прошептал Михаил.
Михаил поднялся на крыльцо, словно на ватных ногах, мягко постучал. Никто не отозвался. За дверью были длинные сени, не мудрено – не услышать. Михаил постучал погромче.
– Минуточку, – раздался женский голос, – Подождите…
Михаил ждал. Казалось, совсем не вовремя он.
Наконец, послышались быстрые шаги, замок клацнул, и дверь открыла женщина с полотенцем на голове:
– Проходите, – она сказала это быстро и пошла вперёд.
Михаил лишь хотел спросить о рубанке и забрать его, проходить в дом он не собирался, но женщина уже хлопнула следующей в дом дверью.
Он вынужденно последовал за ней. Зашёл в кухню.
– Вы присаживайтесь, я сейчас. Просушусь чуток.
Михаил хотел было крикнуть просьбу, да и уйти, но вместо этого почему-то присел на свое любимое место – сделанную собственноручно скамью. Он сидел прямо, тиская в руках кепку и разглядывал кухню.
Была она вроде и та же, но и не та. На плите возвышалась чужая кастрюля, новая клеёнка лежала на их старом столе, новые голубые занавески на окнах и на дверях. Холодильник совсем другой, современный, а на нем то ли картинки налеплены, то ли игрушки.
В доме тепло и тихо, на стене мерно тикали незнакомые ходики.
На подоконнике стопкой лежали книги. А одна, раскрытая – на столе. На табурете стоял таз с мыльной водой, вокруг него было сыро.
Султан прилёг, положив голову на высокий порог.
«Как не вовремя я пришел», – думал Михаил.
Но вот дверь в комнату распахнулась, и с мокрыми волосами на кухню вышла новая хозяйка.
– Ну, вот и я. Уж простите, пока воды тут нагреешь, пока … Ой, сейчас уберу, – глаз её упал на таз.
Она подхватила его и направилась к двери. Михаил подскочил, помог открыть дверь, подержал, они неловко столкнулись в дверях. Потом он подумал, догнал её в сенях:
– А давайте-ка я, – он взялся за края таза с водой, – Я помогу.
Но Галина держала таз крепко.
– Нет-нет, что Вы! Я сама.
– Да я, да давайте… , – Михаилу было стыдно, что он не догадался помочь сразу, он дёрнул тазик на себя и мыльная вода плеснула на платье Галины.
– Ох! – она отпустила таз и схватилась за мокрую грудь.
Михаил держал таз и от неожиданности не знал, что и сказать.
– Простите, – прошелестел он и покраснел, как мальчишка.
И что на него нашло? Зачем дёргал этот тазик? Он злился на себя.
– Ну, что стоите? Несите уже под кусты, а я пойду переоденусь.
Михаил вылил воду, подошёл к крыльцу и поставил таз там. Зайти хотелось, но теперь, когда начудил, он ещё больше робел. Спросить надо про рубанок, да и отчаливать. Только Султан явно не собирался домой, он даже не вышел вместе с хозяином во двор.
Галина вышла. Такая светлая, потому что надела белое платье в цветок, волосы раскинулись, и она рассеянным движением собирала их в пучок на ходу.
– Я чего зашел-то. Мне б рубанок забрать.
– Какой рубанок?
– Старый свой, он там, в сарае был. Не выкинули?
– А! – наконец, Галина догадалась, – Это ваш дом? А я думаю, вот пёс интересный, зашёл, улёгся на коврик и ни с места.
– Да нет, теперь уж Ваш. А этого бродягу я сейчас заберу. Вот рубанок возьму…
Михаил направился к сараю. Галина с ним не пошла, она осталась на крыльце. В сарае практически ничего не изменилось, только порядка больше, все выметено, разложено аккуратно. Рубанок нашелся быстро.
Ну вот и ладно, дело сделал, ухожу… Но почему же так не хочется?
Михаил позвал Султана, тот лениво потягиваясь вышел во двор.
– Спасибо! А то сын новый рубанок хвалил, а я уж привык к этому. Сподручней, – показывал он Галине рубанок, с ним он чувствовал себя лучше.
Он направился к калитке. Но так нужно было оглянуться, что-то так нужно сказать, вот только что? И тут придумал, оглянулся и предупредил:
– Вы там толстую доску на уличном туалете не отрывайте, она стену держит. Это мы укрепляли. Аккуратнее, в общем.
Галина смотрела на уходящего гостя и ей тоже казалось, что знакомство это было каким-то неудачным. Очень уж она грубо ему ответила, когда окатило её водой. Хотелось, исправить ситуацию. Но как?
– Постойте! Я совсем забыла. Я спросить хотела о трубе. У меня подозрение, что не плотно она сидит. Не посмотрите?
Михаил вернулся, тщательно скрывая, что просьба эта была ему крайне приятна, прошел в дом и обследовал дымоход. Кое-что подправил, почистил. Хозяйка помогала.
А Михаилу казалось сейчас, что жизнь сделала какой-то крюк и вернула его в то время, когда он сам, не замечая того, был счастлив. Как же не видим мы того счастья, что окружает нас?
Этот дом, Лиля-жена, эта труба, которая и им причиняла хлопоты, этот пёс у двери и эта весна за окном – все это и было счастье.
– Я чайник поставлю, – сказала Галина.
За чаем Галина больше молчала, в воспоминания ударился Михаил, хоть был всегда плохим рассказчиком. Он отвлекался и переключался на проблемы этого старого дома.
– Мы когда выгребную копали, у нас Колька туда съехал маленький….
– Крышу сняли, а тут ливень … Все насквозь, и диваны, и ковры…
– Крыльцо латал, и в ногу себе топором, шрам до сих пор… А кстати, там доска же отходила, – вспомнил Михаил и вышел на крыльцо.
А потом в сарай, за инструментом, благо старое тут оставили. Приступил к ремонту. Он не спеша, вытаскивал из брезентового мешочка длинные гвозди, приставлял к доске и точным ударом молотка забивал до шляпки.
И так это ловко у него получалось. Получалось, потому что на него смотрела эта новая хозяйка дома, эта странная молчаливая женщина.
И показалось Михаилу, что он уж слишком навязчив. Пора было уходить.
Он убрал инструменты, попрощался, нехотя толкнул калитку и отправился домой. Вслед за ним степенно, постоянно оглядываясь шёл пёс.
– Да идем уже, хватит оглядываться! Дом продан. Не наш он теперь, понимаешь …
***
Михаил нехотя толкнул калитку и отправился домой. Вслед за ним степенно, постоянно оглядываясь шёл пёс.
– Да идем уже, хватит оглядываться! Дом продан. Не наш он теперь, понимаешь ..
У Михаила немного отлегло на душе. Почему-то было приятно, что в доме изменилось не все. Что сохранилась мебель, её расположение, обои и даже некоторые мелочи.
Даже вешалка в прихожей, такая удобная и современная, ему не понравилась именно потому, что она не та – привычная, зашаренная временем – своя.
Михаил задумчиво сидел на досках в новом дворе их семейного дома. На небе уже зажглись звёзды, из-за леса по вершинам сосен выкатилась огромная красная луна. Давно Михаил не чувствовал себя так хорошо.
Когда выпивал, он себя вообще не чувствовал, и это было лучше. Потому что в последнее время на душе сидело ощущение своей ненужности.
Казалось – всё. Жизнь позади. Наваливалась какая-то усталость, опустошенность, не было никаких целей. Вот разве что стройка этого сыновьего дома и держала. Михаил всегда был мастеровым.
Но дом был практически завершён. И гараж тоже. Вот еще баньку отстроят, а дальше что?
Внуки подросли и в дедушке не сильно-то уже и нуждались. Это раньше прижмутся, такие теплые, такие требующие ещё заботы …
И Лиля была жива.
У Михаила тут в доме в его распоряжении целая пристройка. Даже вход отдельный. Сноха налаживает ему комфорт. Только вот зачем это ему?
Один раз поехал выбирать с ней обои:
– Пап, тебе ж выбираем, говори, какие нравятся.
Он растерянно бродил между невероятно бесконечными стеллажами и думал – зачем он здесь? Какая разница с какими обоями ему сейчас жить? Ведь он – один. А одному можно и вообще без обоев.
Так сноха сама и выбрала, он кивнул. Лишь бы поскорее домой вернуться.
Михаил закурил. Не очень хотелось, но заели комары.
– Пап, ты чего тут? – сын что-то выносил во двор и увидел его.
– Да вот, курю.
– Ты какой-то не такой сегодня, задумчивый какой-то. У тебя не болит ли чего?
– Не-ет! Ничего не болит, нормально все. Просто … А да, я ж рубанок принес.
– Отдали?
– Да сам взял. Там же женщина. Так она, вроде, и не разбирается в инструментах-то. Городская совсем. Я сначала думал, как тут жить будет? А она такая ловкая. И дома – порядок.
– Скучаешь, бать?
– Вот посмотрел …, – неопределенно протянул Михаил.
– И что там?
А Михаил не знал, как и рассказать. Почему-то рассказать хотелось об этой женщине, новой хозяйке, и было ощущение, что говоря о ней – говорит о доме. Но сын бы не понял. Поэтому Михаил как-то неопределенно промолвил:
– Так все там. В сарае то ж, и мебель, и сундук. А вот занавески синие.
– Ясно, – грустно сказал Николай, но больше, давая понять, что отца он понимает. Сам он вспоминал мать, а вот дом … Дом у него теперь был свой. А тот, родительский, уже в прошлом, – Прохладно уж, давай спать иди, чего ты тут …
Мучаясь от еле слышимых звуков включенного у детей телевизора, Михаил долго не мог уснуть. Вспоминал Лилию. Как пили они вечерами на кухне чай. Он был свой – травяной. Сидели бывало с ней, потягивали чашку за чашкой да с выпечкой.
А сейчас на той же кухне сидит грустная одинокая Галина. Интересно, какой чай пьет она? Наверное, читает свою раскрытую книгу. Наверное, уж и забыла о сегодняшнем визитере.
Михаил дал себе слово: больше туда ни ногой. Это уже будет похоже на навязчивость. Нельзя так. Женщина замкнутая – как будто в жизни её случилось что-то такое, о чем делиться она ни с кем не хочет, да и делить жизнь тоже ни с кем не хочет. Другая она, не как местные.
Где-то, наверное у клуба, вдруг заиграла сводница-тальянка. Она заглушила звуки телевизора, это и убаюкало.
Проснулся рано, вышел во двор. Небо было ясное, воздух по-утреннему свеж, с тонким запахом парного молока. Какое-то смешанное чувство жило внутри: и радости и лёгкой грусти.
Сегодня он с особым рвением принялся за дворово-огородные дела. А выходя на скамейку у двора посматривал все же в сторону старого дома.
Был он далеко, на том краю села, через массу улочек и проулков, через густую массу крон деревьев, заборов и оград, через центральную площадь с клубом, магазином и автобусной остановкой. И все же казалось, что после вчерашнего визита, старый его дом стал ближе.
Сегодня особенно часто накатывали старые воспоминания. Как вернулся он из армии и поступил в училище. Как встретил там Лилю, как привез сюда. Как познакомил с матерью, как сблизились за эти годы.
Были и неприятности, но теперь они казались не такими значительными, как тогда. Помнит, как горевал, когда Лилю положили в больницу со второй беременностью, а потом объявили им, что сынишка не выжил, а жену спасают. И спасут ли…
Вот тогда Михаил почувствовал себя какой-то песчинкой в этом мире, совсем беспомощным и горемычным. Но Лилю спасли. И когда объявили ему, что, что детей у них больше не будет – махнул рукой. Жена жива, и ладно.
А потом и о детях жалел. Дочку бы … Радость и горе, надежда и разочарование, успех и неудача. Наверное, в этом и смысл всей жизни. Иначе человек потеряет вкус к счастью. Все в сравнении…
Колька вырос как-то быстро. А потом Лиля начала болеть, и однажды прямо на огороде случился у неё приступ, упала. Пока сюда приехала скорая, пока везли … Не довезли, не успели.
И тогда Михаил и запил. Утерялся смысл.
И ведь ни забот, ни хлопот. Работа была в совхозе. Сын работящий, внуки рядом, сноха – умница. Что надо-то? Но жить не хотелось. А ведь ещё даже не был на пенсии тогда.
Сейчас Михаил уже не работал. Уже – пенсионер. Стройка дома сына была, как рабочий день. А теперь вот полегче, и времени побольше.
Только через две недели после этого визита Михаил увидел Галину из окна машины сына. Она шла, наверняка, из магазина. Он заметил, как с ней поздоровалась Зинаида, которую Михаил знал по работе, а Галина только угрюмо кивнула. Шла она понурая, и общаться, казалось, ни с кем по-прежнему не желала.
После этого опять вечером понесли ноги его к старому дому. Предусмотрительно он посадил Султана на цепь. Знал – возьми его с собой, он заскочит под калитку и ещё и «в дверь постучит». А заходить никак нельзя. Уже точно– навязчивость выйдет.
И опять он с замиранием сердца проходил мимо своего старого дома, и опять притормаживал, и опять светилось одно окно – окно кухни.
«Читает», – решил Михаил.
А на следующий день уже интересовался у снохи:
– Сонь, а что сейчас читают?
– Да кто что любит. А тебе зачем, пап?
– Ну, как зачем? Почитал бы…
– Так ведь вон, – она махнула на стенку с книгами, – Возьми у меня.
Она направилась к книжному стеллажу.
– Ну, это женская, любовная, – она перебирала книги, – Это детектив. Хочешь?
Михаил пожимал плечами, понимал, что и сам не знает, чего хочет.
– А вот! Куприн. Мне кажется, тебе должно понравиться. Возьми, попробуй.
Михаил взял, предрекая самому себе, что всего скорей читать не станет. Никогда не увлекался книжками. Не его это совсем. Разве что – попробовать …
И был искренне удивлен, что книга его затянула так, что он просидел с ней до глубокой ночи, забыв о сне. «Проглотил» её за пару дней.
А через несколько дней, когда шел мимо клуба с молоком и пакетом яиц, которые покупали они у родственницы, заглянул в клуб. Он знал – там была библиотека. Но директор, увидевшая его засуетилась, видно было, что занята она чем-то очень важным, а он её отвлекает.
Она объяснила, что библиотека закрыта – нет библиотекаря, никак не найдут.
– Желающих что ли нет? – спросил Михаил.
– Ага, полное село безработных, а у меня полставки всего, и работать надо полдня, да ещё и вечером. Как зарплату услышат, так и разворачиваются. Все в городе работать хотят. Вот и кручусь сама тут. Открыть что ли Вам? – спросила она без особой охоты.
Михаил отказался. Отвлекать… А ему не сильно и нужно. Поищет что-нибудь ещё у снохи. И нашел. Начал читать Джека Лондона. Тоже прочел очень быстро. А вот следующая книжка из современных совсем не шла. Пустая совсем…
Однажды за ужином Соня вдруг вспомнила, что ещё вчера встретила новую хозяйку их бывшего дома в магазине. И та не отвернулась привычно, а сама заговорила с ней. И даже спросила, где сейчас они живут. И словоохотливая Соня подробно ей рассказала.
И опять Михаил «гулял» возле старого своего дома, стесняясь зайти.
Но вот ещё через день, когда вышел он из автобуса и направился домой, вдруг узнал спину новой знакомой: голубая блузка, черная юбка, пучок. Да, это была она. Она шла совсем не к своему дому, а как раз по улице, где сейчас стоял их новый дом. Была она далеко, и Михаил шёл следом незамеченный.
И вот она сравнялась с домом Михаила и его семьи. Он замедлил ход, потому что замедлилась и Галина. Он встал за куст акации. Она притормозила у их дома, но как бы невзначай поглядывала на него, старательно отводя лицо. Волнение её чувствовалось даже на расстоянии.
Практически также вот и Михаил ходил возле своего старого дома. Он был удивлен. Неужели из-за него она здесь? Или просто шла мимо? Мало ли куда человеку нужно.
Галина прошла дальше, а Михаил встал возле своего дома. Он знал– если Галина специально здесь, сейчас она сделает крюк по поперечному проулку и пойдет назад. И в одном месте, где дорога шла немного в горку, он сможет увидеть ее. Он ждал, не спуская глаз с пригорка.
Да, голубая блузка мелькнула там. Галина сделала крюк и сейчас возвращалась к своему дому по параллельной улице.
Вечером пошёл дождь. Сбил их огородные планы. Михаил зашёл в зал, схватился за пульт, включил «говорящий ящик» и всё пытался сосредоточиться на ярких, сменяющихся картинках. Но из головы не выходило это сегодняшнее наблюдение.
Может ему просто показалось? Просто, она гуляла…
Он оставил телевизор и отправился в свою комнату. Там открыл окно, пахнуло полынью и молодой травой. Дождь стучал по подоконнику, обрызгивая.
Михаил оглянулся на книжку, вздохнул и вдруг резко начал собираться.
Достал из дивана плащ-накидку, которую надевал только на рыбалку. Потом отвязал Султана.
– Ты куда, отец? – сын удивленно вышел на крыльцо, увидев его в окно.
– Я в библиотеку.
Сын развел руками. В какую библиотеку? Он ещё не знал, что сегодня они будут очень переживать: из «библиотеки» отец вернётся в первом часу ночи, когда они уже соберутся бить тревогу
***
Галина смотрела в окно на свой огород. Крупные капли били по цветам, пригибая их к земле. Она знала – после дождя цветы должны встать, но казалось, что дождь безжалостен к ним. Вот так и она, должна, но никак не может разогнуться от своей беды.
Она куталась в шаль. Надо было привыкнуть к этому селу, к людям, к дому. Надо было, но боль не давала. Она думала, что уедет от этой боли, от обиды, и станет легче, но стало только хуже.
Все, что держало, осталось там, в большом звенящем городе с его заботами, суетой, с его бегающими по потолку вечерними огнями – огнями от света большого города, пробивающегося даже сквозь плотные шторы её квартиры.
Тишина этих мест угнетала. Когда первый раз Галина проснулась в этом доме, показалось, что умерла. Тишина была звенящей. И только чуть позже заголосили петухи.
А сейчас этот дождь повис пеленой. В городе он был один на всех, ограждая их общий дом от других. А здесь он один на каждого. Казалось, пелена отделила её от всего мира.
И вдруг в дверь кто-то поскребся. Сначала чуть слышно, потом громче. Она закуталась плотнее в шаль, дома стало свежо из-за этого холодного проливного дождя, и подошла к двери. Кто может придти в такую погоду?
Она отпрянула – у двери стоял мокрый знакомый пёс. В блестящих глазах — радость. Он уткнулся Галине в ноги – поздоровался, потом уселся на пороге, ожидая. Прошли секунды и в плащ-накидке появился и мокрый от дождя хозяин. Пес вернулся к хозяину, потерся мордой о его руки, отряхнул с себя воду, брызгая на них и вызывая гнев и окрики Михаила, а потом подошёл к коврику у скамьи и сначала плюхнуться по-хозяйски на пол, потом долго возился, вскакивал и укладывался вновь, всем своим видом показывая – «не знаю, как ты, хозяин, но я тут надолго.
– Не сидится ему дома, все за мной бродит, оболтус, – мягко комментировал Михаил, понимая, что именно за этим сегодня и отвязал Султана. Он свою задачу выполнил на отлично, – Вот не может он просто мимо этого дома ходить, заходит обязательно, – добавил как будто с досадой.
– Да раздевайтесь же Вы, сейчас чаю попьем. Согреетесь, хоть у меня и не очень согреешься.
– А что ж Вы не подтопите?
– Так ведь лето…
– Ну и что ж, все в доме уютней будет. Я сейчас, – и он юркнул в сени, надел накидку и побежал в сарай за углем.
И вот пошло тепло от печи. Галина уже и шаль скинула.
– Ох, и верно, так намного лучше.
– Конечно, дом на то и нужен, чтоб тепло давать. Как ведь говорят: дом там, где ждёт тебя тепло.
– Да, но ведь так говорят, имея в виду тепло душевное, тепло от близких, – как-то грустно, уйдя в свои мысли, поправила его Галина.
– Начнем с тепла печи, – сказал Михаил и немного испугался своей смелости. Но Галина промолчала.
Она рассказала ему о своих цветах, о сегодняшних заботах, о том, что трудно выбираться в город. А вот чай у нее травяной, сказала, что давно такой пьет, ещё с города.
Михаил пообещал, что за луковицами и семенами отвезёт её в город сын Николай, как только сможет.
– А я скучаю по этому дому,– начал Михаил совсем откровенно, – Снится даже порой.
– А я скучаю по своей маленькой квартирке, никак не привыкну к вашему дому. В город тянет. Наверное только в шестьдесят и начинаешь осознавать ценность того самого настоящего домашнего очага.
– Вы там одна жили?
Михаил боялся, что перегнул палку, уж слишком лезет в личное. Но этот шелестящий кусты дождь за окном, тепло печи, горячий чай … все это так побуждало к откровенности.
И Галина, видимо, почувствовала это. Она рассказала о себе.
Рассказывала она сначала, как бы нехотя, сначала даже непонятно, но потом разъясняла. Было ясно, что и самой ей неприятно вспоминать все случившееся.
Галина работала в библиотеке заведующей отделом. Давно в разводе, растила дочку одна. А когда дочь вышла замуж, уговорили ее молодожены купить квартиру, продав две маленькие, одна из которых коммунальная. Жилье стало комфортнее, но одно на всех. Галина уволилась – ездить на работу стало далеко. Помогала с внучкой, взяв, как многие бабушки многое на себя.
Но, когда уж и внучка была в старших классах, дочь с мужем поссорились, но не разошлись официально. Не успели. У дочери появился ухажёр – она ушла к нему, забрав и внучку, но оставивив мать.
И осталась Галина в квартире с обиженным на её дочь, а значит и на её саму, зятем. Благо, был он вполне порядочным и зло на теще не срывал. Один раз высказал и больше – ни слова.
А дальше случилось самое страшное – дочь с новым сожителем поехали на отдых и попали в аварию. Он живой, а она разбилась насмерть. Галина тогда оказалась в больнице. Переживи-ка такое … Единственная дочь.
Но как-то надо было жить. Внучка вернулась в их квартиру, она и держала. Но потом и она уехала учиться в другой город, встретила свою любовь и осталась там, где училась.
У Галины в этой квартире оказалась всего лишь небольшая доля. А зять …
Довольно молодой мужчина привел себе новую жену. Вот и оказалась Галина совсем ненужной там, чужой и мешающей. Квартира стала коммуналкой.
В общем, не жизнь, а маета. Вот и согласилась Галина на то, что зять предложил. А предложил он этот дом за долю в квартире. Далеко, конечно, но… Уж лучше здесь, чем в квартире с чужими теперь людьми. Дом куплен на имя Галины и внучки. Но внучка сюда ни разу не приезжала, разве что в будущем соберётся.
После рассказа они помолчали. Михаил понял, что живёт в душе у Галины обида и за ту её прежнюю устроенную жизнь, и за то, что оказалась выброшена она, как будто за ненадобностью. Скучает …
И чтобы её успокоить, чтобы отвлечь, он рассказал о себе. О своей Лилии, о том, как жили, и о том, почему сын у них один. Никому никогда вот так жизнь свою он не рассказывал. Все в себе держал.
– Лилия! Имя какое красивое. А Вы знаете, у меня какой балкон был! Ох! Все останавливались и любовались, как в театре. Весь оплетен цветами. И астры, и цинии, и георгины, и лилии, кстати, тоже. Яркий клематис любила и бегонию. Да, в общем, много чего – папоротники, монстеру … Да Вам, наверное, не интересно.
– Ну, что Вы, очень интересно. Я горшки вам могу смастерить лучше чем магазинные. Для крыльца.
– Правда?
– Конечно. Вот Колька вас в город повезет, семян возьмите, или рассаду, а я смастерю не хуже городских, уж поверьте.
Он попросил у неё книгу для чтения и она открыла сундук. Тот, в котором хранилась у Лилии старая одежда. Сундук был полон книг. Они долго обсуждали, что Михаилу почитать и вскоре набрали ему целый пакет.
– Ой, а у нас в клубе библиотекаря ищут, может зайдёте?
– Правда? Я с удовольствием бы…
– А к дому Вы обязательно привыкнете. Знаете почему?
– Почему? – спросила Галина с улыбкой.
– Потому что он принял Вас. Я как первый раз сюда зашёл, так и понял. Принял, как хозяйку. Жилище становится домом благодаря женщине. Да и мне тот рубанок постольку-поскольку нужен был, мне в дом тогда хотелось зайти, посмотреть, что тут. И вот увидел, заметил это …
– И сегодня просто в дом захотелось зайти? – спросила Галина.
– Нет, сегодня мне хотелось зайти уже к Вам, – и Михаил не отпустил глаза, смотрел прямо на Галину, а вот она стушевалась.
– А ведь я тоже о Вас думала, если честно. Как девчонка прям. Ругала себя, а думала… Уж простите.
Михаил ликовал, стараясь не показывать виду. Он убавил тепло печи, немного привлекая новую хозяйку, обучая.
А потом начал прощаться. Султан спал как убитый. Они с трудом растолкали его, а потом только посмотрели на часы … шёл первый час ночи.
Время пробежало так незаметно.
– А знаете, я в честь жены Вашей такие лилии в палисаднике посажу! Вот увидите.
– Спасибо, она б рада была. Тоже их любила.
Михаил шёл по ночным темным улицам села, впереди мелькала белая спина Султана. Пёс не хотел выходить из тепла дома на сырую улицу, не хотел и Михаил.
Но он знал, что теперь это опять его тропа. Он придет сюда ещё не раз и теперь придет уверенной поступью, потому что его тут уже ждут.
Возвращаться домой никогда не поздно. Это Михаил теперь точно знал.
***
Пусть у каждого будет настоящий дом. Дом, где нас ждут, где тепло, где мы очень нужны…
