Серые тучи закрыли небо, и первые снежинки закружились за окном. Виолетта смотрела в окно, и её настроение было таким же серым, как и тучи. Слёзы медленно катились по щекам, и горе её, казалось, не знает границ – она потеряла человека, который искренне любил её и всегда был готов помочь, свою добрую волшебницу…
Жизнь Виолетты сложно назвать нормальной. Девочка родилась в многодетной семьи – она была третьей, а после неё мать родила ещё троих детей. Виолетта ясно помнила первые годы своей жизни: тогда родители были молодые и много путешествовали (если их способ жизни можно так назвать). Хотя семья их, в принципе, никогда не была благополучной: они ездили с места на место, нигде долго не задерживались.
Мать девочки, яркая черноволосая красавица чем-то похожая на цыганку, очень любила море и Крым, поэтому колесили они преимущественно по этому полуострову. Летом и весной – около моря, на зиму и осень уезжали вглубь, где жили в одном из небольших сёл в дряхлом домике, который остался им после смерти бабушки. На лето снова уезжали на побережье, поэтому огород у дома плотно зарос сорняками, забор местами обвалился да и сама постройка требовала ремонта. Однако бытовые мелочи не смущали её родителей – те были «наследниками» хиппи и, как только становилось достаточно тепло, грузили всё своё богатство, включая и детей, в старый москвич. Запирали дом, оставляя ключ под крыльцом, и «ехали в лето», как говорила мать Виолетты. Где-нибудь за Алуштой или в пригороде Ялты они встречались с друзьями на таких же гружённых старых машинах, и все вместе выезжали к морю. Находили пустынный дикий пляж и разбивали там палаточный лагерь, в котором жили до самой осени.
Время от времени мужчины находили работу, но подолгу никто там не задерживался: постоянные обязательства мешают получать удовольствие от жизни – это был жизненный девиз их компании. Отец Виолетты был строителем, поэтому он и его друг, который приезжал с женой и сыном на зелёном запорожце, иногда пропадали на 2-3 недели – ездили на шабашки в ближайшие населённые пункты. Потом они приезжали с деньгами, и вся компания следующие 2-3 недели жила припеваючи. Далее всё повторялось…
Виолетта обожала такие поездки: лето, солнце, пляж, никаких забот и проблем. Костры и песни под гитару по вечерам, рыбалка… Дети, а их было человек 10, могли купаться и загорать целыми днями – их совершенно никто не контролировал. Они строили шалаши и песчаные замки, ловили медуз и мелкую рыбёшку, ходили гулять в окрестные леса… Виолетта была одной из младших, но её всегда таскали за собой старшие сестра и брат – это было условие матери, которое беспрекословно выполнялось: дети нянчили детей, взрослые занимались своими делами. Так отдыхать могли все. Однажды мужчины раздобыли где-то старую лодку, и то лето стало самым запоминающимся: они часто плавали в море с отцом, тот рыбачил, а Виолетта наблюдала за морем. Иногда девочка видела вдали дельфинов и чаек, если повезёт – какой-нибудь большой корабль… Жизнь взрослых в то время напоминала жизнь детей – никаких забот и проблем, сплошное удовольствие…
То лето стало самым запоминающимся ещё и потому, что было последним в своём роде. Тогда Виолетте было 5 лет, Марианне, её старшей сестре – 7, а Даниилу – 8 лет. Имена детям выбирала мать – она любила всё необычное. Уже позже, будучи взрослой, Виолетта прочла в каком-то журнале по психологии, что чем ниже на социальной лестнице находится семья – тем необычнее и вычурнее имена у детей. С этим она не могла не согласиться, при том, что её младших братьев мать назвала Елисей и Антоний (но в то далёкое лето их ещё не было и в помине).
Виолетта не помнила подробностей, в воспоминаниях осталось только то, что лето подходило к концу, отец и дядя Юра (водитель зелёного запорожца) отправились на очередную шабашку и должны были вот-вот вернуться… Но не вернулись ни в положенный срок, ни через неделю, ни через две… Компания начала редеть: начинался учебный год, и пора было возвращаться к мирской жизни. Из пяти машин осталось три: одиноко стоял родительский москвич, белый запорожец семьи из Симферополя и где-то должно было быть зелёное авто Юрия Ильина – на нём мужчины уехали на шабашку. Ещё спустя неделю уехала семья из Симферополя, а милиция нашла машину Ильиных – она находилась на заброшенной стоянке совершенно пустая. Ни отца, ни Юрия Ильина так и не нашли. Виолетта помнила, как к ним прямо в палаточный лагерь (а вернее, то, что от него осталось) приезжали милиционеры. Они спрашивали у женщин, куда собирались и где работали их мужья, но те ничего не могли сказать – их на то время это совсем не интересовало – главное, чтобы вернулись с деньгами. Молодые представители закона просто развели руками, взяли домашние адреса и посоветовали ехать домой и ждать – возможно, мужья уже там. Ещё несколько дней они пробыли возле моря: жёны мужей-потеряшек, чтобы согреться (ночью на пляже уже было не жарко) и расслабиться, начали прикладываться к домашнему вину, которое купили к праздникам ещё перед тем, как мужчины уехали на шабашку. Когда вино закончилось, все двинулись домой.
Мария Ильина умела водить, но её машина осталась на штрафной площадке до конца следствия, поэтому, погрузив все пожитки в один москвич, осиротевшие семьи поехали домой.
Перед отъездом Виолетта долго прощалась с морем, даже бросила в воду монетку, чтобы ещё вернуться. Девочка чувствовала, что не сегодня-завтра всё изменится…Так и случилось.
Старый дом встретил их разросшимися сорняками и пылью на грязных подоконниках. Выяснилось, что деньги в дом приносил преимущественно отец с нечастых шабашек, мать получала какие-то выплаты, но этих денег не хватало катастрофически. Доходило до того, что иногда в доме не было даже хлеба. Детей подкармливали соседи, а мать не спешила выходить на работу – она никогда в своей жизни не работала. Зато она начала исчезать из дома по вечерам, возвращалась под утро, весёлая и нетрезвая, иногда приносила какой-то еды. Чтобы согреться, нужно было топить печь, но дров не было. Дети ходили по окрестностям и собирали хворост. Однажды Данька нашёл на краю деревни старый разваленный бревенчатый дом – он брал с собой топор, рубил брёвна, грузил их на тележку, которую брал у соседки бабы Клавы, – так они выживали. Даниил рубил дрова и бабулькам-соседкам, за это те кормили детей и даже давали мальчишке какие-то деньги.
— Бедные детишки, – причитала баба Клава, рассыпая борщ в тарелки детям.
— Мы не бедные, – всегда отрицала Виолетта, – просто голодные.
Соседка улыбалась сквозь слёзы, а дети с удовольствием наминали горячий борщ…
Деньги дети тщательно прятали от матери – если она их находила, то тут же забирала и уходила. Она могла не появляться по нескольку дней… При этом не видела в этом ничего плохого: «Вот какие у меня самостоятельные дети!» – хвасталась она перед соседками. Маленькая Виолетта часто одна ждала, пока придут со школы брат с сестрой. Она укутывалась в одеяло и рисовала узоры на замерзающем окне: девочка представляла себе море, тёплый песок и жаркое лето… Печь топил тот из старших детей, кто первым возвращался: им рано пришлось научиться всему. Виолетта помнила первый суп, который приготовила Марианна – та плохо почистила картошку, и пришлось есть её практически в кожуре. Такого вкусного супа Виолетта больше никогда не ела…
Так прошёл почти год, и в начале лета мать привела в дом мужчину. Отчим был неплохим мужчиной, когда не пил, он даже починил забор. Однако нетрезвый постоянно устраивал скандалы, обижал мать, кричал на детей… Им иногда приходилось ночевать у бабы Нюры, а та всё выговаривала матери:
— Александра, у тебя же дети, остановись!
— Баб Нюр, не лезьте, куда Вас не просят! Сама разберусь!
— Ну, так разберись! Чего у меня-то спряталась!
— И разберусь! Вот проспится Колька, я его сразу выгоню…
И так до следующего раза: Николай просыпался, просил прощения, даже на колени мог стать. Конечно, мать его прощала. Всё снова было хорошо. До следующего раза.
Через год мать родила Елисея и Антона. Родители слегка остепенились. Младших детей часто нянчила мать Николая – она жила в их деревне – просто души во внуках не чаяла. Старших она называла «Сашкиными нагулянными» (при том, что мать на тот момент ещё считалась замужем за отцом «нагулянных») и не признавала вообще. Даже на семейные праздники они к бабушке не ходили – родители с младшими шли, а старшие оставались дома. Виолетта жутко обижалась за такую несправедливость, но мать продолжала порхать летней бабочкой и ничего не замечала.
Однако жить стало легче: Николай работал в колхозе, поэтому в доме стали иногда появляться деньги. Правда, родители их тут же и тратили, но хотя бы дом топили да еду какую-никакую готовили…
Старшие дети спешили как можно быстрее покинуть «отчий дом»: Даниил уехал на север, едва ему исполнилось 18 лет. Но он всегда помнил о своей семье и присылал деньги: сначала Марианне, а потом, когда сестра уехала, уже ей – Виолетте. На эти деньги девушка жила сама и поднимала младших. Марианна уехала спустя год. Девушка была такой же красивой, как и её мать, даже отчим, когда бывал трезвый, плотоядно поглядывал на неё. Характером сестра тоже пошла в родительницу: работать не хотела, а жить мечтала ярко и богато:
— Летта, – так называли Виолетту в семье, – я обязательно встречу его – своего принца. Тогда ни работать, ни экономить мне больше не придётся… – мечтала она вслух.
— Вон, мать уже встретила – и не работает, и не экономит – живёт одним днём, – горько вздыхала Виолетта, глядя на спящую мать, и понимала, что младших и сегодня покормит их бабка, а им с Марианной придётся «затянуть пояса». Летом старшая сестра укатила в Ялту – зарабатывать и искать принца. «Устроюсь в кафе официанткой, и найду богатого мужа! – говорила она, – ты не грусти, сестрёнка, я буду вам присылать деньги, а когда устроюсь, заберу тебя к себе!»
«Наверное, всё никак не устроится, – думала Виолетта, – так как ни помощи, ни каких-либо известий от сестры не было».
Так пятнадцатилетняя девочка осталась за старшую в семье. Отчима и мать можно было не считать – они то пили, то пели, то ссорились, то мирились – им было не до детей. Девушка готовила еду, старалась поддерживать чистоту в доме, водилась с младшими… При этом она была прилежной ученицей: уроки были всегда выучены, портфель собран, школьные вещи наглажены (утюг она тоже брала у соседки бабы Нюры). Никому в школе она не рассказывала, как живёт, не жаловалась на бестолковых родителей. Всегда аккуратная и улыбчивая Летта не была похожа на девочку из неблагополучной семьи. Только всегда грустные глаза и то, с какой жадностью она ела невкусные столовские обеды (директор школы, зная о ситуации в семье, кормила детей бесплатно) выдавали правду…
Закончив 9 класс, девушка уехала в Симферополь – поступила в музыкальное училище. Она всегда хорошо пела: « Вся в мать,» – смеялась раньше Марианна. Поэтому поступила без проблем. Волновалась девушка за младших братьев – страшно было оставлять мальчишек одних с непутёвыми родителями:
— Вы, если что, бегите к бабке – она и покормит, и спать уложит, – наставляла сестра.
— Хорошо, Летта, но ты приезжай, мы будем ждать, – жалобно просили малыши.
— Приеду, обязательно приеду!
И Виолетта ездила каждые выходные. Часто на последние деньги покупала братьям гостинцы – и домой. Выручали переводы от Даниила и её повышенная стипендия – девочка быстро стала одной из лучших учениц… Проблема пришла, откуда не ждали – в общежитии случилась авария системы отопления и студентов попросили на месяц-второй съехать. Только-только начался второй семестр, деньги потрачены, да и квартиру снять у Виолетты всё никак не получалось. Выручила Эмма Антоновна – преподаватель по сольфеджио (с этим предметом Летте приходилось особенно тяжело, так как музыкой профессионально она никогда не занималась). Пожилая женщина предложила студентке пожить у неё:
— Виолетта, я вижу, как Вам нелегко, – сказала она однажды, – вахтёр общежития – моя старинная приятельница. Переезжайте ко мне – я живу одна, места много. И вам хорошо, и мне не скучно будет…
Так и жила Виолетта у Эммы Антоновны. И общежитие открылось, и второй курс начался – а только так хорошо и спокойно было девушке у этой мудрой женщины, что, когда та предложила остаться, Летта согласилась… Постепенно Эмма Антоновна узнала всё о семье Виолетты – девушка, сама того не замечая, откровенничала с наставницей. Знала и жалела, но виду не подавала – больше всего Летта боялась жалости.
За это время в семье Виолетты тоже произошли изменения: мать изменила отчиму с молодым соседом и должна была вот-вот родить от него. Николай ушёл, забрав сыновей. Когда Виолетта приезжала к ним, её даже пускали в дом и кормили обедом. Отчим всё время опускал глаза и просил извинения, а бабушка братьев на чём свет стоит кляла бывшую невестку… Мальчишек здесь не обижали: отчим боялся свою мать, не пил, исправно ходил на работу… За них Виолетта была спокойна, волновала её именно мать:
— Мам, – попыталась она как-то заговорить с матерью, – может, ты бы помирилась с Николаем, он пить бросил, на работу устроился…
— На кой он мне нужен! – хорохорилась мать.
— Ну тебе же уже за 40, не страшно-то рожать, дитя-то на ноги ставить надо!
— И поставлю! Вас ведь поставила! Не привыкать!
Виолетта только вздыхала – ей ли не знать, как «ставит на ноги» мать своих детей. Но поделать девушка ничего не могла.
Волновалась Виолетта не зря: мать взялась за старое, вот и случились преждевременные роды. Из-за большой кровопотери мать не спасли, а маленькая Анечка (мама хотела назвать дочь Агнессой, но Летта решила «сократить» имя) весом всего 2 килограмма… Виолетта разрывалась между больницей, учёбой и домом. Новый «друг» матери испарился, будто его и не было, сказав перед этим, что ребёнок вообще не его, а если и его вдруг – то совсем ему не нужен: «Есть же дом малютки, – говорил он, – там как раз и место для таких детей». Виолетта не могла представить, что её крошечная сестричка отправится в дом малютки. Эмма Антоновна её во всём поддержала. Для начала женщина прописала её в своей трёхкомнатной квартире, потом нашла работу – теперь Летта преподавала по вечерам вокал в музыкальной школе, помогла оформить документы в социальной службе.
Виолетта с Эммой Антоновной забрали малышку из больницы, и женщина старалась во всём поддержать своих воспитанниц – теперь, когда Виолетта работала, именно она оставалась с маленькой Анечкой.
— Знаешь, Виолетта, вы – моя семья, – как-то сказала она. У Эммы Антоновны не было родных, по крайней мере, до этого.
— А вы – моя добрая волшебница, – просто сказала девушка.
Так прошёл ещё год. Анечка делала свои первые шаги, Летта заканчивала училище и по-прежнему работала в музыкальной школе, а Эмма Антоновна попала в больницу с инсультом. Больше оттуда женщина не вышла.
Серые тучи закрыли небо, и первые снежинки закружились за окном. Виолетта смотрела в окно, и её настроение было таким же серым, как и тучи. Больше не будет посиделок за чаем и милых сюрпризов на выходных, никто её не поддержит и не приголубит… Завтра – Новый год, как она сможет его отмечать без Эммы Антоновны?! Девушка, вспомнив что-то, подошла к ёлке – её поставили за два дня до того, как Эмма Антоновна попала в больницу. Под ёлкой лежали 2 красивые коробки: её наставница сразу положила их – в них были спрятаны подарки для Летты и Анечки. Здесь была коробка и для Эммы Антоновны, которую Виолетта хотела отвезти завтра на могилу женщины – в ней лежала тёплая мохеровая шаль, которая должна была согревать её холодными зимними вечерами… Слёзы снова потекли из девичьих глаз. Виолетта открыла коробку со своим именем, достала из неё документ с несколькими печатями и застыла. «Мама,» – позвала её Анечка. «Теперь у нас есть дом, – закружила Летта на руках маленькую сестричку, – а значит, всё рано или поздно наладится! А летом мы с тобой обязательно поедем на море!» В именной коробке лежала дарственная на квартиру – Эмма Антоновна и после своей смерти оставалась для Виолетты доброй волшебницей.
Автор: Ирина Богданович
