Света отложила ложку в стороны, потом поставила локти на стол, а ладонями зажала уши. Это была единственная возможность не слышать того, что творилось в соседней комнате. Ее родители снова ругались, опять разгорался скандал, а девочка боялась таких скандалов, и ей казалось, что, если зажать уши, можно сделать вид, что ничего не происходит. Она делала вид и верила в то, что родители не ругаются. В ушах шумело, до нее, конечно, долетали обрывки криков, но они были смазанными, непонятными и как будто нереальными.
— Ты вообще обнаглел! – орала мать на отца, и эти слова услышала Света, когда немного ослабила руки. Тут же она напряглась и прижала ладони посильней к ушам. Однако, успела услышать то, что ответил ей отец.
— Это я обнаглел? Это ты берега попутала! Ты думаешь, что я ничего не знаю? Думаешь, что я слепой и глухой?
Света поняла, что съесть положенную ей порцию супа она не сможет. От одного вида этого супа ее начинало мутить, а тот факт, что родители ругались в соседней комнате, не добавлял ни аппетита, ни хорошего настроения.
Еще пару месяцев назад все было по-другому. Родители жили относительно мирно, а Света чувствовала себя дома защищенной и любимой. В какой момент все переменилось, она не понимала. Папа и мама стали много ругаться, они что-то тихо обсуждали, а потом переходили на крик, после чего в голове у девочки все гудело от родительских скандалов.
Если бы у Светы была бабушка, она могла бы спрятаться там и переживать все родительские неурядицы там. Уж очень тяжело ей было слушать те оскорбления, которыми обменивались между собой родители.
— Можно я сегодня опять у вас переночую? – шепотом спрашивала у своей подруги Света. По соседству с ними жила другая девочка, она жила с мамой, папы у них не было. Девочку звали Полиной, и ей было столько же лет, сколько и Свете.
— Я у мамы спрошу, — отвечала Полина, и, как правило, ее мама соглашалась.
В этот вечер Света снова сбежала от скандалов к Полине и ее маме. Девочки поиграли в кукол, Свету накормили ужином, после чего она снова попросила Полину спросить у мамы разрешения и остаться у них.
К ужасу Светы, мама Полины сама подошла к ней и задала вопрос:
— Светочка, почему ты стараешься ночевать у нас? У вас дома что-то происходит? Я не против того, чтобы ты оставалась с ночевкой у нас, даже Полинке так лучше, но вот меня беспокоит то, что это происходит все чаще и чаще.
Света вжала голову в плечи и покраснела. Маму Полины звали Ириной, она работала в аптеке провизором и знала почти всех своих соседей. Родителей Светы она считала интеллигентными людьми, крепкой парой, какой они казались для большего количества окружавших их соседей. Только вот одной Свете было известно о том, что ее родители – далеко не идеальная пара, в доме периодически гремят скандалы, а уж какого они размера и какую боль ей доставляют, точно знала только она одна.
— Нет, дома все в порядке, — соврала Света, — просто мне скучно одной. С Полиной мы играем, нам весело.
Мама Полины кивнула:
— Хорошо, оставайся сегодня у нас. Только предупреди родителей. И имей в виду, что я отлично вижу, когда мне врут.
Света покраснела еще больше, поняв, что тетя Ира ее раскусила. Пришлось идти домой, где скандал уже стих, родители сидели по разным комнатам и не общались между собой. Света предупредила маму о том, что останется у Полины, а женщина только равнодушно махнула рукой. Это равнодушие тоже угнетало Свету, не давало ей покоя. Ни матери, ни отцу не было никакого дела до того, что творилось в детской душе, а там происходил настоящий ураган чувств и эмоций, заставляющий Свету страдать и мучиться.
Дома у Полины Света наблюдала за тем, как ведет себя тетя Ира по отношению к своей дочери. Каждый вечер они с Полиной мыли длинные волосы девочки, а потом Ирина вычесывала их и сушила, а вместе с дочкой они напевали песенки. Света закрывала глаза и представляла себя на месте Полины, а вместо тети Иры она представляла свою маму. Детское сердце заходилось от зависти и обиды, и Света чувствовала, как слезы накатываются на глаза.
Через несколько дней, возвращаясь домой, Света встретила в подъезде своего соседа Ваську Смирнова. Он сидел на подоконнике, щелкал семечки и бросал их на пол. Рядом с ним стоял его приятель, и, увидев Свету, оба весело захохотали:
— Светка идет! А у папки Светки на голове оленьи ветки!
Света остановилась и замерла. Она не собиралась делать мальчишкам замечания относительно того, что они мусорят в подъезде, но замечание про отца девочка отчетливо услышала.
— Какие еще ветки? – спросила она, глядя на покрытое прыщами лицо Васьки.
— Обычные такие, как у оленей бывают, — ответил он, и потом ребята опять расхохотались.
— Какие ветки? Рога что ли? – Света не понимала, к чему клонит Васька, ей было всего восемь лет, и девочка не могла провести аналогии между оленьими рогами, отцом и тем, что могло так сильно рассмешить мальчишек.
— Рога-рога! Ты думаешь, чего они с твоей мамкой орут так, что весь дом на ушах стоит? – Васька приблизил свое лицо к Свете, а потом выплюнул шкурку от семечки, которая пролетела в миллиметре от лица девочки. – Твоя мамка твоему отцу изменяет. Твой батя – рогатый. Поняла? Или совсем тупая?
Света быстро пробежала мимо мальчишек, едва подавляя внутри себя слезы. Она не хотела верить в то, что сказал ей соседский мальчишка, сердце внутри скакало от услышанного, а девочка с трудом отыскивала в кармане куртки ключи от квартиры. И карманы, как назло, казались какими-то бездонными, а мальчишечий смех все еще звенел в ушах.
Света забежала домой, бросила рюкзак в прихожей, а сама понеслась в ванную. Включила воду, села на край ванны и разрыдалась. Она все поняла. Папа злился на маму за то, что она ему изменила. Мама ненавидела папу за то, что он не уходил от нее. Света поняла это по обрывкам их разговоров, которые казались запутанными. Теперь все встало на места, и никогда Свете не было так больно и горько, как в тот момент, когда она сидела на краешке ванны и понимала, что ее жизнь и ее семья разрушены.
— Ты чего там заперлась? – послышался за дверью голос отца.
Света медленно поднялась и открыла дверь. Федор Иванович стоял у входа и всматривался в лицо дочери:
— Ты чего плачешь? Обидел кто-то?
Света помотала головой.
— Что тогда? Чего молчишь?
Девочка молчала. У нее язык не поворачивался задать отцу вопрос о том, правдой ли было то, что она услышала от Васьки, а еще сама слышала до этого. Свете казалось, что если папа ответит ей, что все это было правдой, она не сможет больше дышать. Она умрет прямо на пороге ванной.
— Света, почему ты молчишь? – более требовательным голосом спросил Федор Иванович, но Света поняла, что теперь точно ничего ему не ответит.
Она молчала и тогда, когда вернулась с работы мать. Вместе с отцом они стояли в ее комнате, по очереди задавали девочке вопросы, но Света молча смотрела то на одного родителя, то на другого, а рта раскрыть не могла. Она хотела, но не могла. Или не хотела, девочка пока сама не понимала. До следующего утра она не произнесла ни слова.
Как оказалось, утро ничего не изменило. Родители выглядели озабоченными, зато они больше не ругались, а только и делали, что обсуждали проблему с молчанием дочери. Света слышала каждое их слово, и ей почему-то было хорошо. Так хорошо, как уже давно не было. Мама сделала ей вкусный чай, отец что-то рассказывал про поход в парк на выходные. Света хотела спросить, пойдут ли они туда все вместе, но побоялась услышать ответ о том, что мать никуда не пойдет, и потому промолчала.
В те дни, когда Света молчала, родители не ругались, а о чем-то тихо разговаривали на кухне. Света не ходила к Полине, поэтому тетя Ира сама заглянула к ним. Она общалась с мамой Светы, поэтому забеспокоилась из-за того, что подруга не заходит к дочери.
— Ирочка, — сказала мать Светы, — у нас дочка молчит третий день. Сидит и молчит. В школу мы ее не отводим, сидит дома. Может, ты лекарство посоветуешь? Или к врачу ее сразу?
Тетя Ира спросила:
— У вас дома все хорошо? Просто я недавно спрашивала у Светы про то, почему она часто у нас ночевать стала. Она грустная, видно, что плачет часто. Что у вас дома происходит?
— Ой, Ирочка, это личное, — отмахнулась мать Светы, — не имеет отношения к дочке никакого.
— Ты уверена, Оля? – спросила тетя Ира, а Света, слышавшая их разговор, напряглась как струна. – Все, что происходит дома, очень сильно сказывается на детях.
— Мы стали часто ругаться с Федей, — ответила Ольга Ивановна, — просто у меня тут небольшая интрижка была, а Федор узнал. Скандалили немного.
— Ясно все с вами, — сказала тетя Ира, — знаешь что, Оля. Вы немного скандалили, а для ребенка это трагедия. Ведите ее к врачу, а лучше всего проявите к ней ласку и внимание. Ты когда в последний раз дочку обнимала, а не мужика чужого?
Света вытянула шею, ожидая ответа матери. Сама она знала о том, что мама не обнимала ее очень давно, не читала несколько месяцев сказок перед сном, не пела ей колыбельную и даже про оценки в школе не интересовалась. Была холодной и равнодушной, а Свете так нужно было ее внимание и забота.
— Ира, ты иди к себе, — ответила Ольга Ивановна, — мы разберемся.
— Разберитесь уж, — ответила мама Полины, — вы своими «личными делами» ребенку психику ломаете. А потом удивляетесь.
В ту ночь Ольга Ивановна спала рядом со Светой. Девочка чувствовала запах мамы, слушала ее дыхание, и ей было спокойно и защищено. Такого с ней не было давно.
— Мама, — шептала Света, — мамочка.
Но Ольга Ивановна уже крепко спала и не слышала слов Светы. Поход в парк показался Свете настоящим праздником: они катались на аттракционах, ели сладкую вату, много смеялись. Смеялась и Света, а после прогулки шла с обоими родителями домой, держа их за руки.
— Смотрите, собака рыжая! – крикнула вдруг Света, а родители резко остановились. Впервые за пять дней Света что-то сказала. Девочка испуганно посмотрела на родителей, а потом увидела их радостные лица. Она поняла, что в ближайшее время скандалов в их доме точно не будет. И ей стало легко и радостно на сердце. А еще недавно оно так болело.