Правильно говорится в пословице, что при солнышке тепло, а при матери — добро. Маленькая Зоя познала эту истину, когда ей было всего семь лет. Были у неё два начала в жизни — мама и папа. Они любили свою младшенькую дочурку, хотя отец ждал сына. В семье подрастала старшая дочь Наташа.
— Ничего, пусть и вторая девочка, а вот третьим ребенком у нас будет обязательно мальчик.
Мама смеялась и говорила, что дал бы Бог сил этих поднять.
— Поднимем, — говорил отец, — мы молодые, сильные и работящие. Плохо, что одни на свете, что родители наши так рано ушли. Но мы уже не маленькие. Сами о себе давно заботиться можем. И девочек в люди выведем.
И старались они. Старшая сестра Зои училась уже в пятом классе, когда маленькая Зоя только собиралась в первый класс. Девочке заранее купили клеенчатый портфель, а соседка тетя Настя сшила ей форму из коричневой саржи и черный фартук из блестящего сатина. Нарядный белый фартук мама сшила из батиста. На руках. Краешек крылышек на фартуке она обшила тоненькой полоской кружева. Из батиста сшила мама два воротничка и манжеты для формы. Иногда Зое разрешали примерить все это богатство. И она стояла перед небольшим зеркальцем, висевшим на стене, и отражение в зеркале ей нравилось.
Хорошо бы ей было в таком виде показаться во дворе, но мама не разрешала. Из окон их небольшой квартиры на втором этаже был отчетливо виден весь небольшой и неуютный двор с огромной лужей в его середине, с чахлыми деревцами в углу, с вкривь и вкось вкопанными столбами с натянутыми веревками для просушки белья, с сараями для дров. Квартиры в доме были с печным отоплением.
А сегодня во дворе было почему-то непривычно много людей. Все были чем-то взволнованы, некоторые женщины плакали. Мама открыла окно и окликнула соседку.
— Что за беда у нас случилась?
— Война началась. Германия напала.
Мама ахнула, села на табуретку у окна и тоже заплакала.
Маленькая Зоя притихла. Она уже знала смысл этого слова. Тяжкий смысл.
Эта минута изменила многое в её жизни. На войну ушел отец. Маленькая и худенькая мама пошла работать в литейный цех, чтобы побольше зарабатывать и помогать фронту. И хоть фронт был очень далеко от дальневосточных рубежей и города Хабаровска, но отголоски войны были и здесь повсюду.
В первый класс Зою отвела сестра. В огромном классе стояли черные парты, проходы между которыми были такие маленькие, что даже первоклассники могли пройти между ними только боком. Доска классная была деревянной, и тоже покрашена черной краской. Учительница писала на ней большим и бесформенным куском мела, но Зое ничего не было видно. Солнечные блики мешали. Поэтому она списывала все у девочки, которая сидела чуть ближе через проход от неё.
Растерянная маленькая девочка ничего не воспринимала. Плохи были бы её дела, если бы на помощь ей не пришла старшая сестра. Наташа сама писала за Зою в её тетради, выполняя домашние задания. А Зою часами заставляла выводить палочки на старых газетах. И вот настала счастливая минута, карандаш перестал выпадать из детской ручонки, а палочки получались ровные и красивые. Потом сестра доверила Зое письмо в тетради.
Считать Зоя научилась легко, а вот с чтением она хитрила. Наташа читала ей букварь, Зоя запоминала текст и просто громко проговаривала его. Хитрость дочери заметила мама.
— Не пойдет такое дело. Нужно учиться читать.
Она толково объяснила дочери способы чтения. Показала слияние звуков гласных и согласных. Зоя быстро все поняла и стала читать с таким увлечением, что записалась в школьную библиотеку, где ей давали детские книги. И каждый вечер на кухне можно было видеть маленькую девочку, черноволосую и кудрявую, в аккуратном теплом платьице из фланели, сидевшую на высоком стуле с книгою в руках. Пышные волосы сестры Наташа заплетала в одну косу. Ленточка была только одна.
Зоя даже написала письмо отцу.
«Здравствуй, герой войны папа! Пишет тебе твоя дочь Зоя. Я пролила чернила нечаянно. Зря меня все ругали. Учительница на залитой странице мне кол поставила. Я чуть-чуть только плакала. Наташа сказала, что не нужно тебе такое писать. А про что еще писать — я не знаю.
Приезжай домой, нам без тебя плохо! Особенно маме. У неё часто болит живот.
Твоя дочь Зоя».
Не знала тогда Зоя, что отец с войны вернется не скоро. Вернется, но Зою свою не увидит. Потому что мама умрет прямо на работе. Сестер заберут в детские дома. Почему-то разлучат. Папа с войны вернется с новой женой. У него будут еще дети. Про Зою с Наташей он забудет. Для Зои начнется другая жизнь. В семь лет она узнает, что сиротская доля — горькая на вкус.
Глава вторая. Разлука
За окном была весна — самое мокрое время года. Зоя пришла из школы в промокших насквозь валенках. Сестра отправила её в школу утром. И Зоя пошла, наступая на острые кусочки, которыми за ночь покрылись лужицы на тротуарах. За ночь растаявший снег превратился в неровный наст. Оплывший под весенним солнышком он замерз причудливыми прозрачными островерхими башенками, воинственно торчавшими вверх. Однако стоило на них наступить — они тут же с хрустом разрушались, превращаясь в мелкие колючие звенящие осколки. Они исполняли музыку весны. Зоя слушала эту радостную музыку, но взгляд у неё был грустный. Сестра сказала, что Зоя пошла в школу в последний раз, что теперь она будет жить в детском доме, куда отправится вечером с сопровождающей воспитательницей. Сама же Наташа будет учиться в школе-интернате. Наташа останется в Хабаровске, а вот Зою отвезут в далекий город Свободный. В интернате нет мест для младших школьников. Поэтому сестер разлучат.
— Но я буду писать тебе письма, маленькая, и ты мне отвечай. Ты уже писать и читать умеешь. Не потеряемся, а я, как только вырасту, заберу тебя.
Учительница обняла Зою, погладила по голове. Положила ей в портфель коробку карандашей, ручку, несколько перьев номер один, новую чернильницу-непроливашку.
— Отец с войны вернется — обязательно тебя найдет. Я ему адрес дам. Он заберет тебя. Я о тебе думать буду. Пусть у тебя все будет хорошо.
Зоя портфель даже не несла, она волокла его по школьному коридору. У неё не было сил поднять его. Её гонят в какой-то другой мир. Там не будет мамы и не будет сестры Наташи, не будет и любимой Веры Никифоровны, этой школы и этих друзей. Неизвестность пугала.
Когда Зоя вернулась домой в своих мокрых валенках, она увидела, что сестра дома не одна. На любимом стуле Зои сидела молодая женщина.
— Явилась, наконец-то! Можно было в школу сегодня не ходить. Тем более, что документы твои я уже забрала! Портфель с собой не бери. Там тебе все дадут. Казенное. Мне некогда ждать, когда ты пообедаешь. Пойдем. Не отставай. Приноравливаться к твоим шагам я не буду.
Так они и пошли. Воспитательница в прекрасном пальто из драпа с воротником из чернобурки, в кокетливой зимней шапочке из каракуля шла торопливо вперед. А за ней бежала Зоя в мокрых валенках, в шапочке, которая съехала у ребенка набок, без рукавиц, которые она второпях оставила дома.
Из окна родного дома ей вслед смотрела старшая сестра, да соседка тоже смотрела из окна своей квартиры. Они обе плакали. Потому что любили Зою.
Воспитательница села в автобус, Зоя вскарабкалась следом.
— Эта девочка с Вами?
Кондуктор строго смотрела на пассажирку.
— Со мной. Но ей еще нет пяти. Поэтому она может ехать без билета.
— Да? А выглядит она старше. А ну-ка, иди сюда, померим твой рост.
Зою поставили рядом со стойкой в автобусе, на которую была нанесена краской отметка. Зоя была вровень.
Воспитательница злобно сорвала шапку с головы ребенка. Теперь было очевидно, что ребенок на полсантиметра до отметки не достает.
— Мне не выделили денег на проезд на автобусе. Своими я платить не намерена. Бегом бы за автобусом бежала. Радуйся, что ростом не вышла.
Зоя испуганно опустила голову.
— Да, так бы и бежала следом за автобусом, если бы тебя высадили.
Ни капли тепла не было в голосе этой дамы. Она была раздражена.
Глава третья
Дорога
Маленькая Зоя узнала привокзальную площадь и здание вокзала. Здесь они с мамой провожали папу на войну. И стояли в толпе на перроне, но ни поезда, ни солдат не было видно.
— Их с товарной станции отправляют.
И сразу же все побежали к товарной станции, до которой было около километра. Они успели. В большой состав в товарные вагоны садились солдаты.
— Папа, папа, — пронзительно закричала Зоя.
Он оглянулся на этот крик и увидел своих родных.
Мама оставила девочек на перроне, а сама бросилась к вагону. Почему-то никого не пускали, стояло оцепление.
— Андрей, Андрей, береги себя.
Мама протягивала отцу руки, он каким-то чудом дотянулся до них, но поезд уже пошел. Рука мужа выскользнула из рук жены. Осталось только ощущение этого прикосновения.
Бедная мама. Кто мог подумать в ту минуту, что они разлучаются навек.
Отцу сестра написала о смерти его жены, их матери.
«Государство позаботится о вас». И все. Ни слов сочувствия, ни сострадания, ни обещания отцовской заботы не было в письме с фронта.
Наташа писала отцу письма, но он больше не отвечал.
-Прости его, — говорила соседка, — он там смерти в глаза смотрит за ради нас всех. Спит у него сердце.
И Наташа прощала. И не беспокоила больше.
А Зоя оказалась на вокзале в полном одиночестве. Воспитательница посадила её на скамейку в зале ожидания, сказала, что поезд будет только ночью, а до ночи еще далеко.
-Сиди и жди меня. С места не сходи. К отправлению поезда я вернусь.
Большой зал ожидания был наполнен странными звуками. Из репродукторов доносился голос диспетчера. Поезда опаздывали и задерживались. В первую очередь отправлялись военные эшелоны. А пассажирские поезда шли без всякого расписания. Поэтому зал ожидания был полон. Какая-то женщина с узлами и чемоданами прогнала Зою с её места, и девочка встала рядом.
Воспитательница все не шла.
-Я — потерялась. Никто за мной никогда не придет. И я дорогу назад домой не знаю совсем.
-Вот ты где, — услышала девочка недовольный голос, — говорила же с места не сходить. Иди за мной.
И опять воспитательница торопливо пошла на перрон, а Зоя побежала за ней.
-Разрешите, разрешите, везу осиротевшего ребенка в детский дом.
И расступались люди и пропускали их к вагону. Паровоз стоял под парами. Пахло гарью от его топок. Проходившие военные эшелоны остановок не делали, они пронзительно гудели, мчались вперед, не сбавляя скорости. От этого у всех пассажиров было на душе тревожно.
Поезда шли на Запад. И хоть удалось остановить немцев под Москвой, но линия фронта оставалась долго прежней. Немцы готовились к новым прорывам. Переломить их силу нашей Армии пока не удавалось.
На Восток шли эшелоны с беженцами, на Запад везли снаряды, продовольствие, оружие, танки, пушки. Фронту нужно было так много! Санитарные эшелоны вывозили раненых бойцов в самые дальние уголки Родины. На поправку.
Железная дорога работала без всяких перерывов. Рельсы не успевали остывать.
В переполненном вагоне воспитательница прекрасно устроилась на полке, а Зою усадила на чей-то чемодан. Сидеть на нем ребенку была неудобно, но выбора ведь не было.
-Тук-тук, тук-тук, — стучали колеса под вагоном. Их стук говорил о том, что вагон катится вперед. Иногда стук прекращался на несколько часов. Состав стоял на перегонах и пропускал срочные поезда.
Зоя старалась не спать, но под утро сон победил. Она крепко уснула и упала с чемодана прямо в проход вагона. Об неё чуть не споткнулась проводница.
-Чей ребенок? — спросила пожилая женщина.
Никто не отозвался.
И тут проводница вспомнила, как принимала пассажиров, как в вагон поднялась высокомерная дама, как за ней едва поспевала эта девочка.
Сирота. В детский дом везут!
-Скажите этой даме, что я ребенка к себе забрала.
По просьбе доброй женщины высокий военный, который просто стоял у окна и смотрел на полоску леса вдали, поднял Зою как пушинку и отнес в служебное купе. Проводница взбила подушку. Девочка свернулась калачиком и продолжала крепко спать. Военный снял с верхней полки одеяло и укрыл ребенка.
Зоя проснулась, когда за окном уже стало светать. Она оглянулась вокруг.
-Ничего не бойся. Ты уснула, а я тебя сонную забрала. Меня тетя Поля зовут. Твои мокрые валенки сушатся в вагонной кочегарке, там же и чулочки твои. Оденешь потом все сухое и тепленькое. А теперь сходи в туалет. Я тебе служебный открою.
Тетя Поля напоила девочку молоком и дала к молоку несколько картофелин.
-Молоко я меняю на пустые бутылки. Торговкам они нужны. За пять пустых бутылок дают бутылку молока. Я и газеты собираю в вагоне. Ложкой их на столе разглаживаю и меняю на вареную картошку. Тоже торговки картошку продают, а положить не во что. Вот я им стопочку и отдаю. А они мне картошечки за это. А как же? Хочешь жить — умей вертеться. Так моя бабушка говорила. Вот и тебя подкормлю.
Зоя так торопливо ела, что вскоре справилась с угощением. И крошечки не оставила.
-А когда ты ела последний раз?
-Вчера утром.
-Целый день голодная?
-Мне тетя сказала, что ей денег на мое питание не дали. А свои она тратить не будет. Она не солнышко и всех не обогреет.
-Что не солнышко — так это точно. И как только ей деток доверяют. А ты почему одна на свете осталась?
-Я не одна. У меня сестра Наташа есть, у меня папа на войне, а вот мамы не стало. Она на тяжелую работу пошла, а там было так трудно, что у неё живот стал болеть. Она прямо на работе умерла. А Наташе еще мало лет, чтобы меня ей отдали. Подрастет — заберет.
-Заберет. Обязательно. А ты — не робей. Умей за себя постоять. Не пропадешь. Если трудно — пой. Поможет. Мама какие песни любила?
-Не знаю.
-А колыбельные она тебе пела?
-Пела.
-А какие? Спой для меня хоть одну.
Зоя вспомнила свою любимую и запела своим нежным голоском.
Через бабушкин дворок летел ясный соколок,
Уронил он сапожок. Кричит: «Бабушка, подними,
Родимая, помоги!» » -А мне некогда поднимать,
А мне некогда помогать! Нужно внученьку качать, убаюкивать!»
-Какая хорошая песенка. Я такой не слышала. А меня мама все время пугала каким-то сереньким волчком, который схватит за бочок и в лесок убежит, бросит там под кустик и домой не пустит! А у тебя мама добрее была.
Зоя опять задремала, а проводница посмотрела на неё ласково, отвернулась, смахнула слезу.
-Молиться стану за тебя.
Глава четвертая. С приездом!
Поезд в городок прибыл вечером. Ранняя зимняя ночь вступила в свои права. Привокзальная площадь была скупо освещена. Детский дом располагался в пригороде. Каким-то странным клином пригородный поселок спускался к реке Зея. На одной из улиц располагалось старое унылое одноэтажное здание. Его бревенчатые стены уже покосились от времени. Нижние венцы подгнили. Дом просел на одну сторону, его крыша покривилась. Здание строилось для клуба, но потом его закрыли, а в здании разместили детский дом. Грубыми перегородками разделили дом на четыре части. Две больших спальни для девочек и мальчиков были в глубине дома. У входа располагалась кухня. Одна комната была общей. В ней детей кормили за большими длинными столами, здесь же школьники делали уроки. Длинная доска, утыканная гвоздями, была вешалкой для одежды. Рукомойников в коридоре было всего несколько штук. К ним по утрам выстраивались очереди.
В этом унылом царстве сиротском предстояло жить маленькой Зое.
Воспитательница нервничала. Автобусы сюда не ходили. Два километра нужно было пройти пешком. Делать нечего. Пошли. Воспитательница шла впереди, не оглядываясь, а Зоя почти бежала следом.
-Посторонись!
Крестьянская подвода, обгоняя, поравнялась с ними.
-Никак к нам пополнение. Я угадал?
-Куда это – к вам?
-В наш детский дом.
-Угадали.
-Тогда подвезу одного! Я как раз туда еду.
Воспитательница достала газетку, постелили в уголке телеги и уселась.
-Да я не Вас имел в виду!
Воспитательница сделала вид, что не слышит.
-Беги ко мне воробышек! Садись с дядей Мишей рядом. Нам места здесь хватит. А Вы что же так поздно. Никого уже нет на месте.
-Подумаешь, сторожу оставлю. Мне лишь бы кто-то расписался в посыльном листе.
-А я вот как раз сторож и есть. Могу прямо сейчас расписаться.
Дядя Миша мог быть кем угодно. Однако документов у него воспитательница не спросила. Она достала Зоино личное дело из своей сумки, вынула из него сопроводительный лист, показала, где нужно расписаться дяде Мише, забрала сопроводительный лист, спрыгнула с телеги и зашагала в сторону станции.
-Ну и ну! Даже не оглянулась. Но-но-но, лошадка, веселей ногами перебирай.
Лошадка послушалась и прибавила ходу.
На новом месте Зою никто не ждал. Мест в детском доме не было. Но не выгонять же ребенка на улицу.
-Ладно. Прокормим от общего котла. Она одета. Учебники найдем. Вот только кровати нет лишней. Хоть плачь.
Плакать не стали. Девочки принесли табуретки, дядя Миша их связал так, чтобы они не разъезжались, на них постелили матрас, получилась кровать. Подушки только не было, но дядя Миша дал девочке наволочку, а в неё девочка положила вязаный пушистый шарф – подарок доброй проводницы тети Поли. Получилась подушка.
В доме в маленьком чуланчике была устроена прачечная – банька. Старшие девочки отвели Зою туда и помогли ей помыться с дороги. Её уложили спать. Заботливо укрыли одеялом.
-Девочка, тебя как звать? – спросила соседка.
-Зоя.
-А меня – Оля. Ты в какой класс пойдешь?
-В первый.
-И я хожу в первый. В классе место свободное рядом со мной. Никто с детдомовскими садиться не хочет. Мы в городской школе учимся. Нас дядя Миша возит, а старшие пешком ходят. Далеко очень. А ты – голодная? На вот, сухарик погрызи. Можно в коридоре из старого самовара водички попить.
Большой и прожаренный сухарь соседка протянула Зое.
-У нас тут кухарка хорошая очень. Она все кусочки обрезает и сушит в духовке. И нам с собой в школу дает. Там детки в столовую ходят, но у нас денег нет. Вот Тамара Дмитриевна и дает нам с собой по сухарику. Её за это ругают, а она все равно дает. Она нас всех очень любит. У неё своих семеро детей. Она говорит, что и для нас она – мама. А если кто болеет – она для него оладьи печет и медом поливает. А мед из дома приносит. У них своя пасека. Не бойся, здесь все хорошие. И мы стоим друг за друга горой. Тебя здесь не обидят.
Девочку эти слова успокоили. Она вскоре уснула в теплой и чистой постельке под сонное дыхание таких же, как она сирот. Лишенных попечения родителей.
-Ну, чего разоспалась? В школу пора собираться. Занимай очередь к умывальнику. А пока я тебя заплету. Ты моя подшефная. Я за тебя отвечаю. Зовут меня Лена.
Зоя проснулась и осмотрелась. Все уже просыпались, приводили себя в порядок после сна. Рядом с её кроватью стояла высокая девочка. Она улыбалась так приветливо, что Зоя улыбнулась ей в ответ. Лена ловко расчесала Зоины вьющиеся волосы и заплела их в одну косу.
-Беги умываться. Да валенки обуй. Пол у нас холодный.
Зоя умылась. Однако, общее полотенце было уже мокрым. Лицо свое девочка промокнула своими ладошками и просто дала ему обсохнуть.
А потом Зоя встретила Татьяну Дмитриевну. Общую маму.
-Новенькая? Да какая пригожая! Скорее к столу. У нас сегодня каша пшенная.
На Зою все смотрели с любопытством. За её спиной встала Лена. И сразу все перестали разглядывать девочку. С Леной связываться никто не хотел.
До школы малышей довез на телеге дядя Миша.
-Я утром в госпитале договорился, тебе кровать дадут. У них есть подростковая, которая никому не подходит. Так что я вас до школы довезу, а сам за кроватью заеду. Устроим тебя, как барыню.
Учительница была предупреждена. Она разрешила девочке занять место рядом с Олей.
Школа располагалась в большом деревянном двухэтажном бараке. Младшие классы были на первом этаже. Классы были переполнены. Зою записали в журнал сорок второй по счету ученицей.
В школе было прохладно.
-Это еще ничего, а вот зимой просто замерзали все. Три раза за урок зарядку делали. А теперь – весна. Теплеет. Скоро лето.
Первый день не обошелся без неприятных приключений. Мальчишки подкараулили новенькую во дворе и хотели набить.
-Наших бьют! – закричала пронзительно Оля. И сразу же со всех концов большого школьного двора к Зое побежали детдомовские ребятишки. Они окружили Зою плотным кольцом. Хулиганы отступили. Зоя почему-то заплакала.
-Не бойся. В обиду тебя никто не даст.
Маленькая Зоя плакать перестала. Страх, сжимавший её сердечко, куда-то отступил. Впереди не было темной неизвестности. У неё теперь было свое место на Земле. Она чувствовала здесь себя в безопасности. Среди добрых людей и детей.
Глава пятая. Течение жизни
И потекла Зоина жизнь детдомовская. Первый день запомнился на всю жизнь, а вот следующие слились в поток.
И одета она была кое — как, и не всегда была сыта, но она была среди друзей.
Первый год в детдоме был трудным. В школе у учеников младших классов уроки заканчивались рано. Можно было подождать старшеклассников, но Зоя с Олей отправлялись в долгое путешествие в детский дом самостоятельно. Они шли короткой дорогой через пустырь и поле, через свалку, вдоль полотна железной дороги. Иногда они шли прямо по шпалам. Но приноравливаться своими маленькими шагами к расстоянию между шпалами было трудно, тогда они шли прямо по рельсу, иногда не удерживали равновесие, срывались, неловко спрыгивали, звонко смеялись, забирались опять. Когда они слышали звуки приближающегося поезда, они отходили в сторонку. Иногда отступать было некуда. Тогда они в струнку замирали рядом с железнодорожным полотном, а проходивший состав едва не задевал девочек своими подножками. Однажды бойцы через открытую дверь вагона бросили им огромный кусок сахара. Девчонки спустились с насыпи, размочили подарок в чистой воде озерка и тут же съели все без остатка. Такими голодными они были.
Торопились они в свой дом еще и потому, что их там ждала горячая еда. Хоть и не досыта, но все-таки на некоторое время голод отступал.
Они испытывали огромное облегчение, когда оказывались рядом с детским домом. Через минуту они будут в тепле, а добрая повариха будет кормить их обедом. Но им предстояло преодолеть еще одну преграду – победить входную дверь. Она была подобна страшному чудовищу – лохматая, тяжелая, неподатливая. Сто человек много раз проходили через неё. Мальчишки разбегались по длинному коридору и открывали её с разбегу, ударяя всем корпусом. Со стоном и скрипом отворялась перед ними дверь. Старшеклассницы налегали осторожно, дверь тогда открывалась ласково, а вот малышам открыть такую дверь было не по силам. Они просто стояли подолгу у двери и ждали, когда кто-нибудь пройдет и распахнет им заодно эту дверь. Когда Оля с Зоей возвращались из школы самостоятельно, они пытались открыть дверь своими маленькими ручками. Огромная дубовая дверь, оббитая мешковиной и разными лохмотьями, даже не реагировала на их попытки. Зоя хваталась за низ двери и тянула на себя, Оля бралась за мешковину сбоку и тоже тянула на себя, но дверь не поддавалась.
Они пытались открыть дверь с помощью палочки, но палочка хрустнула и обломилась. Ну, никак, и все тут. И вот когда девочки стали негромко плакать от отчаянья, дверь вдруг сама собой открылась. На пороге стоял дядя Миша, тяжело опираясь на свой протез.
-А что это у меня тут мышки завелись? Скребутся и скребутся. А я же слышу не очень хорошо после этой контузии. Думаю, кажется.
-Это мы.
-Так заходите скорей.
Вечером дядя Миша подозвал девочек к своему столу в коридоре.
-Я там на завалинку положил прутик. Как только вернетесь из школы – постучите прутиком в окошко. Я услышу и открою. И нечего рыдать под дверью больше, воробышки вы мои.
Дядя Миша обнял девочек, погладил по головам.
-Все будет хорошо.
-Слышала? — спросила Зоя у старой двери, — дядя Миша тебя нам откроет.
И показала двери язык.
Дядя Миша работал сторожем. Всего-навсего. В первом же бою на фронте он был искалечен. Чудом выжил. Вернулся домой. Нужно было найти занятие по силам. По совету Тамары Дмитриевны он пошел работать в детский дом.
-Им еще хуже, чем тебе. Ты можешь быть опорой для некоторых из них, можешь подарить тепло своего сердца.
Дядя Миша дарил. Он стал защитником всем сиротам, собранным в детском доме. В первую же зиму под его руководством во дворе Детского дома была построена великолепная ледяная горка. И шум и гам там стояли с утра до ночи. Говорят, что даже сам дядя Миша замечен был за странным занятием – он сам катался с горки лунной ночью в распахнутой телогрейке, с развевающимся полосатым шарфом на шее. Да, да. Это был он. Мальчики его узнали.
Мальчишки просили дядю Мишу рассказать им про войну.
-Это страшное дело.
И весь рассказ. И после этих слов сторож долго смотрел куда-то невидящим взглядом. А мальчишки, примолкнув, стояли рядом и не спешили по своим делам.
Дядя Миша принес из дома шанцевый инструмент и научил мальчиков старших классов чинить обувь и подшивать валенки. Рядом со столом для дяди Миши стояла скамеечка. Сюда детки ставили прохудившиеся валенки, а взамен брали дежурные – замену для всех. На другой день аккуратно подшитые валенки возвращались хозяину.
Маленькая Зоя любила помогать дяде Мише. Они делали дратву из особых ниток, которые добывали из ремня, списанного авиаторами. Вместе с Олей они вытаскивали крепкие нитки и наматывали их на круглую палочку. Потом дядя Миша соединял нитки с помощью самодельного клея в одну длинную нитку. Её растягивали на весь коридор. Потом Оля скручивала нитку в одну сторону, а Зоя – в другую. Кто-нибудь из старших девочек становился ровно посередине растянутой нити, а девочки сходились. Нитка вращалась и скручивалась, превращаясь в тонкий жгут. Потом дядя Миша давал девочкам кусочек крепкой кожи со смолой внутри. Этим кусочком девочки натирали нитку. Просмоленной дратвой подшивали валенки. Она не рвалась, не раскисала в весеннюю слякоть, держала пришитую подошву очень хорошо.
Класть аккуратный шов мог научиться каждый желающий. От помощников у сторожа не было отбоя. А когда заплаканная Зоя пришла из школы с рваным портфелем, а книжки и тетрадки принесла в руках, дядя Миша только посмеялся над её горем
-Такую беду я руками разведу. Да ты и сама справишься.
Он посадил девочку на табуретку, дал крючок и дратву и мигом научил класть шов. Зоенька зашила портфель так красиво, что он стал почти как новый.
Интерес детей к рукоделию надоумил начальство выделить место для трудов. Прямо в общей комнате отгородили тонкими перегородками уголок и там собрали все инструменты. А потом кто-то принес выброшенную сломанную ручную швейную машинку. Мальчики колдовали над ней под руководством школьного сторожа очень долго. Дядя Миша даже ходил в ДЕПО на вокзале. И там ему вытачивали какие-то детали. И вот настал торжественный момент – машинка заработала. И нашлись сразу же швеи. К машинке очередь была расписана на несколько дней вперед.
В Детском доме была маленькая прачечная. Девочек приучали к аккуратности. Да и мальчики стирали носки сами. Дежурные мыли полы ежедневно, а дядя Миша самолично чистил снег во дворе большой лопатой.
Глава шестая
Берегиня
Кроме дяди Миши и поварихи, которая была общей мамой для всех детдомовских детей, была еще у детей Ангелина Викторовна. По профессии она была бухгалтером. Она долго не соглашалась вступать в эту должность, но её обязали, как коммуниста. До её прихода один директор сменял другого. И нельзя сказать, что все директора были людьми недобросовестными, просто они не умели вести бухгалтерию Детского дома. Нужно было нести ответственность за каждую копеечку, выделенную Детскому дому, а вот с отчетностью у них и были проблемы. Вот тогда и решили поставить во главе этого хлопотного дела грамотного бухгалтера. Подобрали кандидатуру.
-Да я же не педагог. В воспитании ничего не понимаю.
-Разберешься на месте, — говорили ей чиновники.
Разобралась.
Ангелина Викторовна справедливо решила, что чем все время стоять с протянутой рукой, легче самим позаботиться о своем пропитании. Уже весной вместо стадиона разработали огород. Каждый ребенок имел свой уголок на его территории. Весной на грядках уже зеленела ботва ранней редиски, видны были побеги лука, всходила морковка, в луночках прорастали огурцы и тянулись к солнышку кустики помидор.
-В каждой семье дети растут в труде и в заботах. А у нас тоже семья – только очень большая. И наши должны расти в трудах. Сами себя обслуживать, сами за собой следить, сами с себя строго спрашивать. А как же иначе их на жизнь наладить? Вот и будем налаживать.
Огород рядом с детским домом был игрушечным, а вот участок, полученный под посадки за рекой, был огромным. На нем разместилась и картошка, и капуста, и морковка и свекла и даже арбузы посеяли детки. А рядом с полем устроили навесы с печкой и столовой. Дети жили в больших палатках, подаренных военными. Они трудились все лето на своем поле, но и купались в реке вдоволь, рыбачили, собирали грибы и ягоды, лесные орехи, играли в игры, читали вслух книги у костра, пели звонкие песни. А в детском доме старшеклассники делали небольшой ремонт: белили стены, мыли окна, сушили матрасы. Осенью все возвращались под крышу старого дома. А он кряхтел, чуть постанывал старыми ступеньками, да хлопал своей полуразбитой дверью, но детей встречал приветливо.
Ангелина Викторовна в хозяйственном сарае завела коз. Маленькое стадо позволило улучшить детское питание. Заболевшим деткам давали теплое молоко, на молоке варили кашу, часто давали кашу пшенную или перловую с молоком. На лето забирали коз в трудовой лагерь. Там они паслись на воле. В зиму мальчики заготавливали для них сено. Маленькая копна стояла в глубине двора Детского дома и придавала ему уютный вид. Кормить и поить коз считалось занятием праздничным. Доили коз старшеклассницы под присмотром дяди Миши. А младшие дети выдергивали из копны пучки сена, носили их своим пучеглазым любимицам и скармливали прямо из рук. Теперь иногда на кухне начищали морковку и угощали всех желающих. И вот везде в доме слышался хруст. Ребятишки грызли морковку. Самые сердобольные из них делились с любимыми козами. А те сказочно блеяли тоненькими голосками, как будто говорили спасибо.
Чтобы сохранить урожай сделали в полу люки и углубили подполье. Возникла новая проблема – завелись мыши. По санитарным нормам в Детском доме кошек держать запрещалось.
Ангелина Викторовна нашла выход – ребятишки принесли котят и поселили их на чердаке. Старшеклассники обложили трубу кусками кирпича. Получилась теплая кошачья лежанка. А уж еды новым жильцам пушистым хватало. Им и рыбку на речке ловили, и молока козьего наливали в миски.
Только с кличками вышла промашка. Назвали беленького котенка Васькой, полосатого – Матросиком, рыженького – Рыжулей, а одного котенка назвали Муркой. Думали, что это девочка. Ошиблись. Мурка оказалась тоже котом. Переименовали в Мурика. А уж любви котам доставалось с избытком. Каждый норовил взять их на руки. Но они шли не к каждому. Выбрали себе хозяев сами.
Завели во дворе дома и собаку. Вернее пес пришел сам. Он долго был бездомным. Худой, с ввалившимися боками, со свалявшейся шерстью пес выглядел непривлекательно.
Но он так заглядывал в детские глаза, так просил ласки, так дружелюбно вилял хвостом и искал защиты, что к Ангелине Викторовне явилась целая делегация за разрешением приютить собачку. Она не смогла устоять и позволила соорудить псу будку в углу двора. Собаку назвали Арланом.
Не было такой детской руки, которая бы не погладила ласкового пса. Девочки из него сделали себе куклу живую. Они его купали, мыли в старой бочке. Мыли с мылом, обливали чистой теплой водичкой, вытирали старой простынкой, расчесывали специальным гребешком, который им дал дядя Миша. И засияла шерсть на боках пожилого пса, и длинные шелковистые ушки освободились от колючек и смешно отлетали в стороны, когда Арлан куда-то бежал по своим собачьим делам. Только мальчиков Арлан любил больше. Мальчики не лезли целоваться с псом никогда. А вот девчонки, подумать только, целовали его после купания. Пес морщился от отвращения, вертел головой, но уйти от таких ласк было некуда. Он предлагал заменить поцелуи просто пожатием его лапы, и протягивал то одну лапку с самым вежливым видом, то вторую. Девочки смеялись, лапку жали, а потом все равно лезли с поцелуями.
Стояли последние дни августа. Погода установилась ясная. Ночи тоже были теплые. В спальнях окна держали открытыми. Воздух был наполнен запахами сосен, под соснами были просто поляны дикой земляники. Дети собирали её и лакомились. С ними везде ходил Арлан. Однажды маленькая Клавочка чуть отстала от остальных. Откуда не возьмись на девочку напала рысь. Огромная кошка пыталась когтями поцарапать ребенка. Она катала её по земле. Все закричали от ужаса. На защиту детей встал Арлан. Он рычал и бросался с визгом и лаем на дикое животное. Он заслонял девочку собой. На крики девочек и громкий лай собаки прибежали мальчишки. Они стали бросать в рысь палками, а самый сильный из них Вася взял в руки тяжелую ветку и пошел, как герой, на рассерженного зверя. Рысь отступила. Она метнулась на старую березу, но продолжала шипеть на детей.
-Бежим, — закричал кто-то.
Все бросились бежать по просеке к Детскому дому. А с крыльца им навстречу уже стремились все взрослые. Когда все поняли, что произошло, Ангелина Викторовна взяла плачущую Клавочку на руки, баюкала её, гладила по спинке.
-Поняли теперь, что вот тут рядом с домом совсем не безопасно. Тайга она и есть тайга. Шумите громко, стучите по деревьям, чтобы такой случай больше не повторился. За земляникой ходить только группами и мальчиков обязательно брать с собой. И Арлана.
Арлану, как герою спасителю дали большую миску супа, оставшегося от обеда. Василию тоже дали награду. Было такое поощрение для особо отличившихся детей. Им давали большую сковороду, подсолнечного масла, ведро картошки. Картошку помогали чистить все. И вот уж тонко нарезанная картошечка жарилась на раскаленной сковороде до золотистой корочки. Вася не только сам её ел, он мог угостить своих друзей. Веселое застолье оглашало уютное пространство общей комнаты.
А пса все ласкали, гладили, говорили добрые слова, называли Арлашечкой. Видно в добрый час забрел бездомный пес на этот шумный двор. Долгое время он жил одиноко в лесу, а еду добывал себе на вокзале. Там торговки подкармливали его картошечкой. И никому он был не нужен. По ночам от одиночества пес выл на луну. Теперь у него была собственная будка – свой собачий дом. Теперь у него была собственная миска, в которую ему клали еду два раза в день. У него был огромный двор, который он охранял, но самое главное – у него были друзья. И первый друг – Вася. Именно он поманил его первым. Именно он дал ему сухарь. Именно ему позволил пес прикоснуться к себе. Именно этот мальчик первым погладил бездомного пса.
-Дай лапку, -говорил кто-нибудь из девочек. Арлан давал, вернее подавал, как настоящий джентльмен. Весь черный с белой манишкой на груди пес и правда был похож на великосветского кавалера. Девчонки пожимали протянутую собачью лапу с осторожностью.
-Теперь вторую давай.
Добрый пес протягивал им и вторую лапку в белом носочке. Дети прыгали от радости и хлопали Арлану в ладошки. Мальчишкам пес лапку не подавал. Сколько бы ни просили. Почему? Это так и осталось загадкой.
Арлан чувствовал настроение своих друзей. Если кто-то из детей уходил в угол двора и садился в одиночестве на дальнюю скамейку под березками, рядом с ним оказывался АРлан. Он скулил, трогал ребенка лапой, делал стойку, как при команде «служить», вилял хвостом и ребенок протягивал к нему руку и гладил его по голове и смеялся. Все было у детдомовских ребят – и еда, и крыша над головой, и место для занятий, но им сильно не хватало ласковых прикосновений. Их обнимала Тамара Дмитриевна, их гладил по голове дядя Миша, но этого было мало. Прикосновение к котам, к Арлану, к лошадке Марусе, к козам и козлятам немного восполняли этот пробел. Как детдомовские дети ждали свих близких и родных. Как тосковали и плакали втихомолку, об этом знают только стены Детского дома.
Об Арлане узнали и солдаты на войне. Дети писали в письмах к родителям о милой и доброй собачке. А родители читали письма и радовались за своих ребятишек, которые в далеком тылу ждут их возвращения. А некоторые солдаты в письмах даже передавали псу привет.
Все комиссии предписывали избавиться от Арлана. Не положено держать собаку в Детском доме. Никакие доводы никто не слушал. Арлана во время комиссий прятали в сарае и давали ему очень много еды, чтобы пес не подавал голоса.
-Молчи, Арлан, — говорил другу Вася, — а то отберут тебя у нас. А как мы без тебя? Кто нас охранять будет?
Письма в детский дом приносил почтальон. Вернее – почтальонша – тетя Вера. Улыбчивая и говорливая, она для каждого ребенка находила доброе слово. Если ребенку долго не писали, она говорила, что родственники силы копят для большого письма.
-Как потом напишут письмо большое — при — большое, я тебе его на телеге привезу на лошадке. И занесем мы его всем Детским домом. А читать будем три дня и три ночи.
Ребенок улыбался, тоска в детских глазах хоть на время, но пропадала. Чаще всех получала письма Зоина подружка Оля. Мама писала ей, что война скоро кончится, её отпустят домой. Тогда мама сядет на самый быстрый поезд и поедет к своей доченьке. А если поезд будет ехать медленно – она побежит впереди паровоза. Вот только узнает ли она свою девочку? Четыре года в разлуке – срок долгий.
Когда она поделилась своей тревогой с Ангелиной Викторовной, та предложила ей послать маме фотографию. Она пообещала Оленьке сходить с ней к фотографу в ближайшее воскресение. До него было еще четыре дня. Оля считала, что время идет слишком медленно. Дни казались ей такими длинными. А когда осталось подождать всего один день, случилась настоящая беда. Прямо на работу пришел к Ангелине Викторовне её сын — подросток Коля.
-Коля? Случилось что-то?
-Случилось.
-Кто? Мой брат?
Коля покачал головой отрицательно.
-Кто? Мой племянник?
И опять отрицательное покачивание головой.
-П-а-па?
Сын молча протянул матери казенный конвертик из желтоватой бумаги.
Дрожащими руками вынула Ангелина Викторовна извещение.
-Я ничего не вижу. Читай, что там написано?
-Я уже наизусть знаю, что там написано. Написано, что Петров Владимир Андреевич погиб в боях за Родину под Смоленском. Захоронен в братской могиле.
-Это что же получается? Я его больше НИКОГДА не увижу? Как же так? А кого же я теперь с войны ждать буду? За кого молиться буду? О ком думать буду каждую минуту? Сынок, выходит, мы одни на свете остались? А сестренке ты сказал?
-Нет. Она у соседей играет. Маленькая она еще. Не поймет ничего.
-И то верно. Не детская эта ноша.
А весть о том, что Ангелина Викторовна получила похоронку на мужа, быстро распространилась и среди взрослых и среди детей. Девочки окружили свою любимую воспитательницу плотным кольцом и обнимали её. За ними стояли мальчики. Они выражали свое сочувствие скорбным молчанием. Дядя Миша вдруг достал из своего стола початую бутылку, плеснул вина в стакан.
-За помин души.
-За помин души, — эхом отозвалась Ангелина Викторовна.
-Ничего, ты сильная, устоишь, — сказал дядя Миша. — И у тебя дети. Двое своих и государственных почти сто человек. И все за твоей спиной. Нужно жить.
-Нужно жить. А у меня нет выбора. Нужно жить.
Что и говорить, но Оля не ждала визита к фотографу в воскресение. И девочка сильно удивилась, когда в полдень в детдом пришла Ангелина Викторовна. Она заплела девочке волосы в корзиночку, повязала красивый бантик, принесенный из дома, оглядела ребенка материнским взглядом.
Зою взяли с собой тоже. Сфотографировались они тогда втроем. И потом, годы спустя, Зоя показывала эту фотографию своему внуку.
-А это кто?
-Это Ангелина Викторовна. Наша Берегиня.
Да. Берегиня. А каким словом еще можно было обозначить её заботу о сиротах? Её самоотверженный труд и даже отвагу и героизм?
-Героизм?
И уже седая бывшая детдомовская девочка Зоя, поведала внуку эту историю.
Автор: Валентина Телухова
