Все началось с того, что семейная жизнь пары, живущей по соседству с нами, посыпалась, как карточный домик.
С первого дня переезда в свой собственный дом, мы подружились с этими ребятами, но больше всего радости то семейство принесло Егору, нашему сыну. У соседей было двое ребятишек: семилетняя Яна и четырёхлетний Матвей. Они прекрасно поладили с нашим ребёнком, он и по возрасту отлично влился в их команду – ему было пять.
Дети могли играть днями напролёт во дворе у соседей или в нашем огромном дворе. Кстати, сбылась наша мечта – частный дом с огромной придомовой территорией без снующих в поисках парковки машин и подозрительных любопытных прохожих.
Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться. Я не знаю подробностей той ссоры, но после неё Артём (папа Яны и Матвея) собрал вещи и уехал, а Вика (мама) осталась вместе с ребятишками и со своими родителями (им собственно, и принадлежал дом по соседству с нами). Но, некоторое время спустя мы перестали видеть и Вику, и детей. Спрашивать у стариков, куда исчезла их дочь было как-то неудобно, поэтому мы терпеливо ждали, когда ситуация сама прояснится. И это случилось, только вовсе не так, как мы ожидали.
***
У Егора, разумеется были друзья в детском саду и в группе по футболу, но соседские дети – это особенная категория друзей, оставшись без которых, наш сын впал в состояние, схожее с самой настоящей депрессией. Игры с отцом, прогулки в парк с каруселями – всё, что радовало ребёнка раньше, стало для него бессмысленным. Жаль, но мы ничем не могли ему помочь.
Вскоре Егору будто полегчало. Я решила поговорить с ним на эту тему.
— Понимаешь сынок, — сказала я, пытаясь говорить простыми словами (получалось так себе), — У тебя в жизни будет ещё много знакомств и прощаний. С некоторыми людьми мы продолжаем общаться на протяжении всей нашей жизни, с кем-то, увы, приходится расстаться. Я знаю, как ты привязался к Яне с Матвеем. Мне тоже жаль, что они уехали.
— Они не уехали, — спокойно отвечал Егор, глядя на робота-трансформера, которого он собирал, продолжая беседовать со мной. — Мы играем с ними. Мало играем. Всего час. А потом бабушка отводит их в новую комнату. Там всегда темно и пахнет мышами.
— Что ты такое говоришь, сынок? – опешила я. – Они уехали с мамой Викой неделю назад!
— Ты видела? – спросил Егор, глядя на меня прищуренным взглядом.
Я стала вспоминать. Нет, я этого не видела, об уезде ребятишек я узнала буквально вчера от их бабушки, которая грубо махнула в мою сторону, ругаясь и причитая в ответ на мой вопрос о Виктории и детях. Из её слов я с трудом разобрала, что дети уехали вместе с матерью.
Я присела на диван, глядя на своего сына. Всё ждала, что он улыбнётся и скажет, что пошутил – у него такое бывает. Но, нет. Вместо этого Егор начал в красках описывать, как они играют с Яной. Матвей тем временем много плачет, постоянно зовёт маму. Затем мой сын рассказал о той комнате, куда, по его словам, бабушка отводит своих внуков спать. Какие-то стены из земли, большая деревянная лестница и мешок с игрушками, которыми дети играли когда-то раньше – это всё, что я запомнила из рассказа Егора. Он, конечно, и раньше фантазировал, но такие жуткие истории я слышала от него впервые.
На следующий день, проводив Егора в детский сад, я созвонилась со своей подругой Еленой – практикующим детским психологом. Она внимательно выслушала меня, после этого объяснила, что могло случиться с моим сыном.
— Понимаешь, — говорила Елена, — Он достиг того возраста, когда дружба может принимать вполне осознанные черты. «Друг уехал, не беда – будет новый!» – так думают не все дети. Твой – один из таких. Он тяжело переживает потерю друзей, оттого и придумал тот виртуальный мир, в котором ему хорошо, он продолжает играть с друзьями. Дай ему время. Всё пройдёт, так сказать, само рассосётся.
Я поблагодарила Елену и последовала её совету. Егор продолжал «играть» с виртуальными друзьями, я только кивала в ответ на его рассказы об этих играх. Я уже было привыкла к его фантазиям, но случилось то, что заставило меня не на шутку испугаться.
Мне позвонила моя старая знакомая Ольга, которая, по совместительству, знала Викторию, нашу соседку.
— И с балкона больше не ори
— Ты представляешь, Аня, — испуганно сказала Ольга, — Вижу иногда Вику, она переехала в наш городок. Вид у неё, честно говоря, не очень. Выпивает, сомнительные мужики рядом крутятся, причём каждый раз разные. Я ей говорю: у тебя же дети, ты о них подумай! Нету, говорит, у меня детей, они у бабки остались. Да и вообще, только попробуй кому-то брякнуть, что у меня есть дети! Я, может, хочу новую жизнь построить, говорит! Вот! Ты случайно не знаешь, из-за чего её муж бросил? Я слышала, там что-то с коллегой по работе у него было…
Но я уже не слушала Ольгу. Я смотрела на портрет своего сына в фоторамке на тумбочке. С картинки на меня смотрели глаза, по которым я читала мысли. Егор будто обращался ко мне: «Ну вот, мама, а ты мне не верила!».
— Оль, прости, я очень занята, — перебила я подругу, которая продолжала свой содержательный рассказ. – Можно, я тебе позже перезвоню, и мы поболтаем? Да?! Отлично! Обнимаю, целую!
Я завершила разговор и тут же принялась искать номер нашего участкового. Вот он! Слава богу, сохранила. Звоню. Отвечает хмурый голос:
— Алло, Кузнецов. Внимательно слушаю.
Я была так взволнована, что забыла поздороваться, представиться. Сразу начала объяснять причину звонка. Кузнецов опытный полицейский, поэтому быстро успокоил меня и попросил рассказывать всё по порядку. Вторая попытка зашла лучше первой. Рассказала про видения сына, рассказ подруги. После того как я закончила говорить, Кузнецов глубоко вздохнул, взял пятисекундную паузу, после чего сказал мне:
— Понимаете, если я буду реагировать на каждую детскую фантазию и небылицу от подруг, то остальную работу должен выполнять кто-то другой. А его нет! У меня даже помощника нема, уважаемая барышня. Вы понимаете, о чём я?
— Да понимаю, — растерянно ответила я, — Но ведь речь идёт о детях! У вас есть дети, товарищ лейтенант?
— Вообще-то, старший лейтенант, — поправил меня Кузнецов. – Да, у меня есть дети. Не надо только на этом играть…
Кузнецов замолчал. Думал, что сказать.
— Будь по-вашему! – выдохнул, наконец, он. – Я зайду к вашим соседям. Но только тогда, когда на это будет время!
Я поблагодарила участкового и положила трубку. Чтобы не терять время, я решила лично пойти к матери Виктории и поговорить с ней. Было страшно, но ещё страшнее — оставаться в неведении.
Подойдя к соседскому дому, я обнаружила, что старой копейки, на которой родители Виктории обычно уезжают на дачу, не было во дворе. Калитка была закрыта на замок, но я-то знала все тайники ребятни, поэтому через минуту уже была у входной двери в дом. Проверив все общеизвестные места, обнаружила запасной ключ, основательно проржавевший от длительного пребывания на улице.
Я открыла дверь и вошла в дом. Мурашки по коже от того, что боялась внезапного возвращения стариков, не помешали мне обойти все комнаты дома. Увы, я не заметила никаких признаков наличия здесь детей.
Уже собиралась уходить, пока не вернулись хозяева, как вдруг услышала звук, похожий на постукивание. Сначала думала, что мне показалось, но звук становился всё отчётливее. Я принялась искать место, откуда исходит звук. Поиски привели меня на кухню. Откинув старый засаленный ковёр, я увидела крышку погреба. Трясущимися руками открыла её и вскрикнула. Из тёмного подземелья на меня смотрели две пары глаз. В их владельцах я с трудом узнала исхудавших и неухоженных Яну и Матвея – детей, якобы уехавших со своей матерью.
— Убери свои грязные руки от детей! – раздался крик в дверях кухни.
Обернувшись я увидела мать Виктории, держащую в руках тяжёлый предмет, похожий на трость.
— Что это? – спросила я у бабушки, кивая в сторону внуков, молчаливо смотревших на меня из глубины подвала.
— Тебе не понять! — истошно закричала старуха, делая шаг в мою сторону, — Какого это, воспитывать детей подлеца, который унизил твою дочь!
— Но при чём тут дети? – не понимала я.
— А дети всегда расплачиваются за грехи родителей! – забормотала старушка, продолжая медленно приближаться ко мне. – Отец – никчёмный обманщик, мать – жалкая кукушка! Бросили мне своих отпрысков, мол, давай, бабушка, воспитывай! Как бы не так!
По постоянно дёргающемуся плечу я поняла, что у старушки не всё в порядке с нервами. Трость в металлической оправе в её костлявой руке придавала моменту особый накал. Я не знаю, чем бы закончилась наша встреча с соседкой, если бы в дверях не появился её муж.
— Галина, к тебе пришли, — прозвучал его хриплый голос.
— Скажи, что у меня мигрень, — нервно ответила старушка, не сводя с меня глаз.
— Так и запишем в рапорте! – прозвучал басистый голос участкового, неожиданно вошедшего в кухню. – Ну что, Галина Андреевна, как вы мне всё это объясните?
На секунду мне стало жалко свою пожилую соседку. Увидев полицейского, она в один миг превратилась из старой ведьмы в бедную обиженную бабушку.
***
Этот день показался мне вечностью. Кузнецов вызывал следователей. Мне, разумеется, пришлось остаться в качестве главного свидетеля. Придя домой к ночи, я на цыпочках прошла мимо детской, думая, что Егор уже спит.
— Они теперь уедут? – вдруг раздался тоскливый голос сына.
— Да, дорогой, — вздохнула я, заходя к Егору и глядя в его печальные глаза. – Их отправят в приют, где они будут в безопасности.
— Жаль, они так любят бабушку, — сказал Егор, тихонько всхлипнув.
— Сынок, родной, откуда ты узнал про Яну и Матвея? – поинтересовалась я. — Ведь ты сказал правду, что бабушка держала их в… как ты там сказал… в комнате с земляными стенами.
— Я не знаю, — пожал плечами сын и повернулся к стене, закрыв глаза, — Я видел…
***
После того вечера я ни разу не напоминала Егору об этом случае. Да и сам он будто вычеркнул своих прежних друзей из памяти. Вскоре он пошёл в школу и превратился в обычного ребёнка, живущего по строгим правилам: туда не ходи, этого не говори, будь умницей. Что случилось с его даром, открывшимся нам однажды, я не знаю. Возможно, мы сами не готовы принять своих детей такими, какими их создаёт творец. Ведь нет сильнее страха, чем страх перед неведомым.
