Каждый день после работы Михаил мчался в отделение милиции, но старший лейтенант Козырев, ответственный за розыск, увидев его, только качал головой:
— Занимаемся, ищем во всех направлениях сразу, фото высланы во все ближайшие города и райцентры, шерстим все притоны, куда она могла прибиться, но… пока безрезультатно.
Михаил возвращался домой обессиленный и мрачный.
— Опять никаких новостей? — спрашивала его Надя, встречая на пороге.
— Никаких, — горестно вздыхал он и заваливался на диван, включив телевизор.
— Позанимайся хоть с ребенком, пока я ужин приготовлю, ей ползать нужно везде, я за ней не угонюсь, — она подавала ему 9-месячную Софочку и исчезала в кухне.
Михаил держал в руках ребенка, но все его мысли были поглощены пропавшей Лизой:
— Прости, малышка, не сумел я тебя уберечь от этой страшной новости. Раньше надо было как-то деликатно об этом сказать. Но кто же знал, что этой старухе приспичит обсуждать это прямо у нас в доме…
Да и Надя хороша, нет бы пресечь подобные разговоры в первый же день, а она… Так и не смогла она полюбить Лизу, не смотря ни на что. А теперь, когда появилась Софа, у нее все больше прорывается раздражительность по отношению к Лизе.
— Надь, скажи мне откровенно, — спросил Михаил, когда они сели ужинать, — ты совсем не любишь Лизу, не переживаешь, что она пропала?
— Честно? — Надя подняла на него свои глаза, и Михаил все понял без слов. — Я честно пыталась ее полюбить. Но это… выше моих сил.
— Ясно, — пробормотал он и бросил ложку, даже не начав есть, аппетит пропал моментально, — можешь не продолжать. Я все понял…
Он резко отодвинулся от стола и вышел из кухни.
— Ты что голодовку теперь мне объявишь? — услышал он голос жены с ноткой издевки, но решил воздержаться от ответа, потому что не ручался за себя в эту минуту.
Внутри его все бушевало. Первым порывом было собраться и уйти… на все четыре стороны, но Софа вдруг резко заплакала, словно прочитала его мысли. Он взглянул на дочь, которая тянула к нему ручки из манежа и плакала, и сердце его дрогнуло.
— Не плачь, милая, ты ни в чем не виновата, — он взял ее на руки, прижал к себе. Но почему-то не ощущал того трепета, когда брал на руки Лизу. Странно, а ведь должно быть наоборот — ведь Лиза ему неродная…
***
В тот памятный день, когда они пришли с Надей в детдом выбирать ребенка, к нему прямо на улице бросилась маленькая светловолосая девочка лет 3-4-х с огромными небесными глазами и повисла на его руке.
— Папа, — крикнула она так отчаянно, словно узнала его из миллиона, — папа!!! Ты пришел за мной?
И столько недетской мольбы и ожидания было в этих чудесных глазах, что сердце его затрепетало, как осенний листок на ветру, и рвануло ей навстречу.
Он быстро наклонился, подхватил девочку на руки и прижал к себе… крепко-крепко. А она обвила его шею своими маленькими ручонками. Надя тогда просто остолбенела, глядя на эту сцену.
— Лиза, ну нельзя же так, — рядом вдруг появилась какая-то женщина и, виновато глядя в глаза Михаилу, протянула к ней свои руки. Но девочка еще крепче прижалась к нему.
— Ничего-ничего, — взволнованно пробормотал Михаил. В его душе бушевало цунами, никогда раньше он не испытывал ничего подобного.
— Вы знаете, она у нас дикарка, ни к кому до этого не шла на руки, — словно оправдывалась женщина, — даже удивительно… Чувствует, видимо, ребенок ваше доброе сердце…
Когда они сидели в кабинете директора детдома, Михаил все еще не мог прийти в себя от волнения. Надя с интересом перебирала фотографии мальчиков до года, и уже даже выбрала понравившегося ребенка.
— Давай этого посмотрим, дорогой, — сказала Надя, а Михаил, мельком взглянув на фото, вдруг, безумно волнуясь, обратился к директору:
— А можно удочерить эту девочку… Лизу?
— Ты с ума сошел, — ахнула Надя, — мы же мальчика хотели, маленького… а она уже большая…
— Ты выбирай себе сына, а я уже выбрал дочь, — вдруг решительно перебил ее Михаил, — значит, возьмем двоих…
— Точно с ума сошел, — Надино лицо стало постепенно покрываться бардовыми пятнами, — мы двоих не потянем…
— Значит одного, но Лизу, — упрямо продолжал Михаил.
— Ну вот что, — вставила свое слово директор, — возьмите три дня на раздумье, посовещайтесь и потом приходите.
Михаил тогда выдержал трехдневную мучительную осаду со сторону жены и тещи. Обычно податливый и уступчивый, на этот раз он проявлял прямо-таки чудеса стойкости и упрямства. И под конец не выдержал и рявкнул:
— Я все сказал: этот ребенок будет моим! И точка! Ты что не видела, как она сама бросилась ко мне? Меня Ангел выбрал в отцы, доверил свою душу, как я могу Ей отказать?