— А теперь, значит, вы здесь живете? — странная женщина наконец-то пришла в себя и обратила внимание на Лизу.
— Да, живем, — кивнула Лиза и поспешила перевести разговор на другую тему, все-таки осторожность превыше всего, — вы сказали, что баба Стеша вас позвала. Но ведь ее больше нет?
— Она мне приснилась… позавчера. Явилась во сне, как живая, и так настойчиво меня звала к себе, сказала, что нашла мою дочь…
Незнакомка огляделась по сторонам и обессиленно присела на старенькую лавочку, потемневшую от времени и непогоды. Лиза села рядышком.
— Дочь? — с любопытством спросила она. — А вы что… ее потеряли?
— Да, дорогая, так получилось, — незнакомка мельком взглянула на загорелое лицо девочки, ее облупившийся веснушчатый нос и спутанные, выгоревшие на солнце волосы. И снова погрузилась в свои мысли.
— Это был просто сон, — сочувственно вздохнула Лиза, — кто же верит в сны? Это еще маленькие дети верят, а вы-то уже большая…
— Да, ты права,- горько усмехнулась женщина, — а где твои родители?
— На работе, — поспешно ответила Лиза, боясь себя выдать, — но они… мне запретили разговаривать с чужими людьми. Будут ругаться, если вас увидят…
— Ах, да-да, — спохватилась женщина, вставая с лавочки, — прости… А можно мне хоть на пять минут зайти в дом, чтобы снова окунуться в юность? Я здесь была так счастлива.
— Ладно, — сжалилась Лиза, — заходите, только недолго… Женщина вошла, и Лиза за ней следом. Тихонько уселась на свою кровать в ожидании, осмотрелась по сторонам, и тут ее взгляд упал на тетрадь, завалившуюся за ножку кровати. Она быстро наклонилась и подняла ее.
— Спасибо тебе, девочка, — обернулась к ней незнакомка, и вдруг глаза ее расширились от изумления.
— Что это? Где ты это взяла? — воскликнула она радостно, показывая на тетрадь.
— В погребе… ее кот скинул с полки, когда мы туда лазили с Колькой… — на этом слове девочка прикусила себе язык, но женщина уже ее не слышала. Она с трепетом взяла в руки тетрадь и принялась ее листать. Оттуда снова выпало фото и, медленно кружась, упало прямо на колени Лизы.
— Ой, — воскликнула она, — так это ВАШ дневник?
— Мой, — кивнула женщина, — а ты что читала его?
— Немножко, совсем чуть-чуть, — смутилась Лиза, — потом я уснула и уронила тетрадь. И забыла про нее, и вот сейчас снова ее увидела.
— Как же я рада, что нашла свой дневник, — женщина оживилась и повеселела. — Словно снова в юность вернулась. Все это неспроста. Хотя столько ошибок сделано в те годы, которые уже никогда не исправить.
— Мой папа говорит, — назидательно вставила девочка, — что ошибки помогают нам расти над собой.
— Мудрый твой папа. Да и ты умница, взрослая совсем, — она потрепала девочку за волосы, и та покраснела от удовольствия.
Женщина помолчала и вдруг повернулась к девочке, словно озаренная внезапным открытием:
— Сейчас моя дочь… такого же возраста, как и ты, — прошептала она, и слезы снова закипели в ее глазах.
— Не плачьте, — погладила ее по руке Лиза, — она найдется…
— Смешная ты, — улыбнулась женщина сквозь слезы, — как она может найтись, если я сама… бросила ее.
— Бросили? — в глазах Лизы появился ужас, — но почему? Вы ее не любили?
— Любила, сильно любила, — из глаз женщины закапали крупные слезы, — Но у меня не было другого выхода… Я и не знаю, выжила ли она. Понимаешь, она родилась семимесячной — беспомощной и очень слабой. Врачи говорили, что только один шанс из тысячи, что она выживет… Они боролись за ее жизнь. А я… сбежала, чтобы не видеть и не знать все это. Просто сбежала… как самая последняя…
Лиза со страхом и сочувствием слушала эту странную женщину.
А та словно очнулась и виновато взглянула на девочку:
— Прости меня, не хотела грузить тебя своими проблемами, ты еще слишком мала и невинна, чтобы вникать во все это. Пусть тебя никогда не коснутся беды. Надеюсь, у тебя все хорошо, у тебя замечательные родители и тебя очень любят…
Она ласково погладила Лизу по головке, и та поспешно выпалила:
— Да, у меня очень хорошие родители, особенно папа, он самый лучший!
— Это здорово… Ну ладно, мне пора, спасибо, что выслушала меня.
Женщина уже стояла на пороге, когда вдруг обернулась к девочке:
— А как тебя зовут?
— Ли…, ой, Катя, — ляпнула она первое попавшееся имя, для конспирации.
— Катя… красивое имя, — прошептала женщина, — а я свою дочь назвала Лизой.
— Лизой? — ошеломленно повторила девочка и какой-то мистический страх спазмом сковал ее горло.
Гостья попрощалась и вышла из дома, а девочка присела на кровать, и тут ее взгляд упал на забытую фотографию.
— Постойте, вы забыли, — крикнула она, выбегая во двор.
Но женщина уже скрылась из вида. Лиза еще раз взглянула на фото, и вдруг ее внимание снова привлек кулон на груди девушки.
И Лиза вспомнила, где его видела…
…Ксения вышла из дома бабы Стеши и по старой доброй памяти завернула к речке в переулок между заброшенными домами. К ее удивлению, тут была протоптана хорошая рыбачья тропка, как и много лет назад.
На просторной поляне под склонившимися ветлами был сооружен шалаш из веток и камыша, а у самой речки стояло старое плетеное кресло.
— Господи, ничего не изменилось с тех пор, — ахнула Ксюша, оглядываясь по сторонам, — ведь столько лет прошло! Как такое возможно? Словно время здесь остановилось…
Шалаш стоял в том же самом месте, как в то памятное лето. И кресло здесь было точно такое же…
Она с бьющимся сердцем уселась в это кресло, немного полюбовалась на водную гладь. А потом вспомнила про дневник, открыла его, и мысли моментально унесли ее в прошлое…
***
… В тот мартовский морозный вечер, когда Ксюша нашла Мишку на скамейке в почти бессознательном состоянии и притащила его домой, он тяжело заболел: двусторонняя пневмония, да еще воспаление почек подключилось…
Врачи его тогда вытащили буквально с того света, так тяжело он еще никогда не болел. Мишкины родители не могли тогда намолиться на Ксюшу: если бы не она, сказал лечащий врач, и пацана бы уже не спасти.
Мишка выкарабкивался медленно и мучительно: Ксюха ежедневно ходила к нему в больницу, приносила новости. А потом… почти поселилась у них дома: делала с ним уроки, помогала готовиться к выпускным экзаменам. Несмотря на тяжелое состояние Михаила, это было самым счастливым временем для Ксюхи — он был только ЕЕ в эти длинные дни и недели. И ей казалось, что он очень радовался ее появлению, буквально преображался на глазах.
— Ксюх, ну наконец-то! — оживлялся он, увидев ее на пороге квартиры. Она стала светом в его окошке, лучиком солнца. И это так грело ее влюбленную душу. Они снова были вместе, неразлучными, как и два года назад.
А потом она привела его на свое любимое место — в этот шалашик. Здесь все и случилось в один из памятных жарких майских дней. Ксюха была счастлива, как никогда, а он… чувствовал себя виноватым:
— Ксюх, прости, — он нежно прижимал ее к себе, — ты мне голову вскружила, ты такая красивая…
И это было самым головокружительным объяснением в любви. Хотя в его любовь она не верила… Она знала про ту девочку и поняла тогда своим чутким сердцем, что его ТА болезнь связана с НЕЙ. Хоть он и не вспоминал о НЕЙ, но Ксюша все равно знала, что его сердце принадлежит другой. Потому и не верила, что он мог полюбить ее. Это было просто из благодарности, — старалась она убедить саму себя. И убедила.
А потом… была лихорадочная подготовка к экзаменам, вытеснившая на время все другие проблемы и заботы. Жизнь так закружила их, что не остановить. Она даже с бабой Стешей стала видеться только раз в неделю и то почти на бегу…
После вручения аттестатов и выпускного Ксюша почувствовала себя совершенно больной и разбитой. Списала все это на предэкзаменационную нервотрепку, но решила посоветоваться с бабой Стешей. Та внимательно посмотрела на свою подопечную и ахнула:
— Ксюшенька, детонька, да ты никак на сносях?
И все… Жизнь тогда остановилась, а потом плавно перетекла в другое измерение. Михаилу она решила ничего не говорить, чтобы он не чувствовал себя виноватым. Тем более он вскоре уехал учиться в большой город, и их пути поневоле разошлись. Чтобы он больше ее не искал, она ему сказала перед отъездом:
— Ну вот и все, Ведмедь, детство кончилось. Прощай, наши пути разошлись, не ищи меня, не надо, — и холодно поцеловав его в щеку, она бегом умчалась с перрона, потому что не в силах была сдержать свои слезы. А показывать не хотела…
Избавляться от ребенка было уже поздно.
— Баб Стеша, что же мне теперь делать? — шептала Ксюша, глядя на нее своими огромными зелеными глазами.
— Господи, спаси и помилуй, — шептала в ответ баба Стеша, крестясь на иконы, — какая же из тебя мать? Ты сама-то еще дитя. Как же ты себя не уберегла, детонька, как так случилось? Да и я не усмотрела, ведь знала, что ты сохнешь по этому Мишке… Ох, что же теперь будет?
Старушка на минуту задумалась, потом шустро засеменила к своему шкафчику: открыла верхнюю дверцу и извлекла оттуда малахитовую шкатулку. Порылась немного и протянула девушке серебряный кулончик на цепочке:
— Вот, возьми, это образ Ксении Петербургской, мне сын привез из Ленинграда, в аккурат сразу после ее канонизации. Это сильная икона и сильнейший оберег. Тем более ты носишь имя этой святой. Она тебе поможет и сбережет твоего ребенка.
С этими словами, перекрестив, она повесила кулон Ксюхе на шею.
И этот же кулон отчаявшаяся мать надела на шею новорожденной дочери.
— Пожалуйста, не снимайте его, — умоляла она медперсонал, — только он может спасти мою дочь…
Медсестры только вздыхали и отводили от нее сочувствующий взгляд…
продолжение следует
