Зима нынче противная выдалась: снег валит без удержу. И так: неделя за неделей. Успокоится немного, так сразу на уставшую землю набрасывается злющий, как цепная собака мороз. Вгрызается безбожно во все живое, не жалеючи ни мелких птах, ни крупных животных. Человека тоже не щадит. И когда уже никакого терпения не остается – мороз сыто отваливается, швыряясь злой метелью. И опять – снег, снег, снег без конца. Сизое небо, набрякшее влагой, низко провисло над городами и селами, грозясь обрушиться на головы людей, как прогнившая крыша. И никакого просвета, и никакой радости – лишь тоска на измотанной душе полегла толстым настом, заледеневшая, тяжкая, сосущая под сердцем.
Надя отвернулась от окна. Метнулась, ахнув, к плите: суп выкипал. Наде этот суп и не нужен был – она никогда не готовила себе супы. Это раньше, когда еще замужем была, и дочка маленькая росла, «первое» залогом хорошего обеда считала. Николай всегда ставил на стол красивую супницу. Прямо, как в лучших домах. У него получались замечательные солянки и борщи. А теперь…
А теперь все по другому. С мужем Надя развелась восемь лет назад. Брак изжил себя. Всякая любовь, даже очень сильная, рано или поздно иссякает без подпитки. Но люди не расстаются. Поднимают детей. Строят дачу. Копят на машину. Платят ипотеку. Не разбежаться – крепко склеены супруги обязательствами или общей целью. На одной только взаимной страсти долго не проживешь с совершенно посторонним человеком. Родным его делает что-то другое. Уважение, поддержка, пристяжка, чувство локтя при совместной работе.
С Николаем Надю роднила дочка Любаша. Коля стирал пеленки, варил кашу, придумывал игры для Любочки. Редко, когда мужчина так привязан к ребенку. Обычно мужики брали на себя роль добытчика. Среди ребятни уставали. Жен устраивало это. Не каждому дано. А Коле было дано. Надя не ревновала и не роптала. Ей было интересно на работе, а не дома. Муж ушел в декретный отпуск, заслужив себе звание «тряпки» и «подкаблучника». Любочка стала для него светом в окне. Ну и прекрасно. На мнение остальных – плевать с высокой колокольни.
Нет, правда, они очень хорошо тогда жили. Надя любила возвращаться домой. Чистота, порядок, малышка спит в кроватке, пахло ужином и чистым бельем. Коля улыбается и рассказывает, чего такого переделали они с Любашкой за день. Где гуляли, что ели, что видели, что купили в магазине. Надя слушала и тоже улыбалась. Из головы улетучивались неприятные воспоминания. А их хватало: у Нади была противная работа. Но денежная, увы.
Она служила администратором в зале игровых аппаратов. Тогда, когда Любашка была совсем маленькой, их, этих залов, расплодилось в городе, как грибов после дождя. На каждом углу стояли «ромашки», на каждой улице – бесконечные «три семерки», «вулканы» и прочие шалманы, вытягивающие из алчущего халявы народа последние гроши.
В зале гудели «однорукие бандиты» и «крейзи манке», демонские аппараты, они звенели и урчали, призывно мелькали яркими картинками, звали и обещали немыслимые богатства. Хорошенькие девочки на высоких каблучках с улыбкой встречали новичков, подавали им горячий кофе (совершенно бесплатно), подводили к дьявольским игровым машинам, угодливо вытирая салфеткой заляпанные прежними клиентами клавиатуры, принуждая «всего лишь нажать кнопочку старта».
Ошалевшие от внимания мужики нажимали. Редко, кто уходил из зала, не просадив все, что имелось в их тоненьких кошельках. Редко, кто не возвращался обратно. Игра засасывала, затаскивала в свои сети навсегда. А потом – классика. Люди проигрывали машины, квартиры, унося из дома последнее. Их несчастные жены проклинали тот день, когда вышли замуж. Проклинали молодых девок в белых блузках. Проклинали само заведение и всех тех, кто это заведение придумал.
Надя вызывала охранников – жен выкидывали на улицу. Их мужья даже не замечали этого. Они впивались красными от круглосуточной бессонницы глазами в экраны, запихивали в прорези аппаратов последние десятки (по мелкой ставке) и сотни (по крупной) и жали на кнопки старта, жали, жали… Некоторые колотили в сердцах… Какое дело игрокам до своих жен? Вот-вот выдаст «однорукий дьявол», вот-вот прозвенят празднично колокольчики джек-пота. Вот-вот. Надо только… Ах ты, черт! Да пропади ты все пропадом! Где бы еще денег достать? Где?
Наде казалось, что она у врат ада стоит. Надя думала, что после смерти она сама в эти врата войдет без надежды на спасение. Ведь она – главное зло. Чем она лучше наркодилеров? Ничем. Прощение и искупление грехов ей не светит.
Но два раза в месяц на карточку прилетали деньги. И такие деньги, что Надя сразу забывала о муках совести. Ненадолго, правда. Чувство вины не отпускало. И даже, когда она, не забыв принять душ, где долго-долго терла тело жесткой мочалкой, пытаясь отмыться от этой грязи, вынимала из кроватки заспанную, румяную от сна Любашку, чувство вины лишь усиливалось. Вот у Нади хороший, благополучный дом, ласковый и хозяйственный муж, полная чаша, уют и чистота… А где-то замученные безденежьем и долгами женщины ждут своих игроманов и никак не дождутся. Их дети едят пустые макароны. Их семья превращена в пепелище. И виновата (пусть косвенно, пусть отчасти) в этом Надя. И рано или поздно ей за все воздастся сторицей. Закон бумеранга никто не отменял.
Но дни шли за днями, Любашка росла умненькой, здоровенькой и удивительно миленькой девочкой. Ночи с Николаем были все так же нежны и страстны. Благополучие не покидало их дом: купили новый, прямо из салона, автомобиль. Сделали модный и дорогой ремонт. Обзавелись дачей за городом. Все шло своим чередом, и со временем Надя забыла про муки совести. О какой совести речь – высокородное начальство одарило сообразительную и исполнительную Надежду новой должностью – директором сети казино по всему району.
А это значило, что Наде предстоит разъездная работа с бесконечными командировками и гостинницами. Разлука с семьей. Нервотрепка. И – большой оклад. Очень большой. Огромный. Николаю вообще на работу не стоит выходить. Николай теперь МАТЬ. И это прекрасно. Кто-то должен быть матерью для дочки. Для единственной и горячо обожаемой Любашки.
Муж сопротивлялся, конечно. Переживал. Работа не на «просто дядю», а на «дядю с большой дороги». Роль стрелочника. Но Надя, подумав, купила для мужа и дочери путевки на дорогостоящий заграничный курорт, отправив их на две недели в страну, где всегда солнце, море и идеальный климат, после поняла, что поступила правильно.
Вернувшись из-за границы, ее родные, полные впечатлений и восторгов, больше ни о чем не переживали. Так и повелось: мать работает, месяцами отсутствуя дома, муж и ребенок разъезжают по «европам и азиям». Заядлые путешественники, что и говорить. Все счастливы.
К тридцати пяти годам у Нади сформировался жесткий, не терпящий возражений нрав. Николаю, размягченному и избалованному легкой жизнью, с супругой было тяжко. Любашка – та вообще к матери относилась, как к банкомату. Аппарат для выдачи наличных и исполнению желаний, только и всего. Душевные разговоры она оставляла для папы.
Пусть так. Пусть. Надя сама во всем виновата. Зато никто не скажет ей, что дочка хоть в чем-то нуждается. К пятнадцати годам Любаша весь мир повидала. В элитной школе учится. Перспективы замечательные. А Коля… А что – Коля? Любовь прошла. Надя – сама по себе. Коля – сам по себе. У них больше нет никаких общих целей. Потому и брак можно считать номинальным.
Надя давно имела любовника. По себе. Равного. Из управляющих. Андрей был умен, хорош собой и циничен. С ним Наде легко и просто. Он ее понимал, помогал, поддерживал. Он задавил последние остатки совести.
— Прекрати себя карать, — частенько говорил Андрей, попивая рубиновое вино из бокала, — я тоже женат, и тоже люблю своих детей. Ну и что? Мы с тобой – сильные люди. Мы здесь. Они там, за чертой, полностью от нас зависящие. Толку переживать? Ну давай, увольняйся, бросай все. Надейся на своего слабенького, глупенького Колю. Много он наработает? Тебе это надо?
Не надо. Надя стала настоящим кочевником, акулой. По образу мыслей и жизни Андрей подходил ей идеально. Пусть так. С Андреем хорошо и интересно. Бесхребетного Николая она возненавидит уже через два дня, проведенных вместе. Нет-нет-нет. Пусть все останется, как есть.
Не осталось. Вскоре игровые залы в одночасье пропали, их смело из городов. Владельцы сетей, насосавшиеся колоссальных доходов, еще пытались сопротивляться, уходили в подполье, где уже не было ни спокойствия, ни довольства. Те, кто умнее, ушли в цифровые технологии. Но там, такие как Надя, уже не были нужны. Там требовались юные и головастые айтишники. Потому Надю вынесло на обочину жизни. На обочине нет легких денег. И жизнь такая же, как у всех обычных простых смертных. Никакая.
Бумеранг, сделав круг, нашел Надю. И посыпались на ее голову удары, один больнее другого. Любочка не смогла поступить на платное отделение универа. На бюджетное не прошла по баллам. Не дотянула. Кое-как пролезла в богом забытый филиал политеха, и то хорошо. Выкинули после первой сессии, с бюджетниками никто не нянчился. Предложили учиться за деньги. Надя вывернулась, помогла дочери.
— И зачем? – злилась Люба, — можно было с самого начала эту дачу продать, чтобы поступить туда, куда я хотела. А теперь придется учиться в этом унылом г…о – филиале.
Права ведь. Ничего не попишешь. Но Надя взвилась тогда:
— Послушай, дорогуша! Не нравится, учись в колледже на повара. Бесплатно. Я когти рву, наизнанку выворачиваюсь, а ты кривишься!
Люба тогда обиделась. Она ведь привыкла к тому, что мама всего лишь банкоматом. А тут мама еще и возражает. И даже огрызается!
Любу отчислили. Учиться больше она не захотела. Ее идеальный мир посыпался. Во-первых, у Любы, оказывается, совершенно бездушная мама. А во-вторых, единственный человек, любимый и родной, отец, ушел из семьи. Предал Любу, на прощание бросив:
— Ты уже взрослая, девочка моя. Ты меня поймешь.
***
Она не винила папу. Понимала, что жить с матерью невыносимо. Но ей-то как теперь быть?
— Или учиться. Или работать! – жестко отрезала мать, — учиться ты не желаешь. Значит, выбирай второй вариант!
Господи, за каким чертом Надя вкладывала в образование дочери немалые средства? Элитная школа? Элитная чем? Выкачиванием денег из напыщенных родителей?
Не правда, Люба все-таки, получила неплохие знания. Она могла бы поступить в ВУЗ, если хоть немного умерила гордыню. Но гордыня оказалась сильнее. Дочь не желала напрягаться. Ничего ей в голову не пришло умнее решения выйти замуж. Ну что ж, папа женился (насмешил, так насмешил). И доча – туда же. За одноклассника. Сообразила. Боря был сыном обеспеченных родителей. И Боре Любочка ужасно нравилась.
Сыграли свадьбу. Скромно и тихо. Бориным папе-маме хотелось удавиться. Обнищавшая партия в виде Любы их не устраивала. Но разве дурак-сын послушает умных родителей? Погоревав, купили молодым квартиру. С Надей демонстративно не общались. Надя не обижалась. Она свое место знала. Раньше, небось, заколебали бы гостевые визиты делать, бизнесмены хреновы. И хорошо – теперь зато никакого беспокойства.
Как и ожидала, с Борей у Нади семейная жизнь не складывалась. Оба избалованные, оба с непомерными амбициями. Оба были совершенно не подготовленными к семейной жизни. Борька, насытившись Любкиными скандалами и требованиями, таскался по кабакам. Изменял. Пил, гулял с дружками. Люба страдала. В ее представлении муж должен быть таким же, как собственный папа. Терпимым, ласковым, хозяйственным. Ей самой хотелось свободной жизни, но свекровь нависала над душой. Требовала обратного. Место жены – в углу кухни. Работа женщины – создавать уютный микроклимат в семье, чтобы хотелось туда возвращаться. Нашла коса на камень.
Люба ушла от Борьки. Надя даже не удивилась.
— Не понравилось? – спросила она на пороге.
— Нисколько, — устало ответила дочь.
Надя в первый раз за много лет приготовила семейный ужин. Не ахти, но все-таки… ужин. Для дочери. Люба вяло ковырялась вилкой в тарелке. А потом ее вырвало. У Нади екнуло в сердце. Все происходило по законам дешевой мелодрамы.
Ночью Надя проснулась от плача дочери.
— Прекрати. Возьми себя в руки. Жизнь только начинается. Надо выдергивать себя из трясины. Как барон Мюнхаузен. Самостоятельно, за косичку!
— Мама, да не в этом дело, — ревела Люба, — я попала! Круто влетела. Залетела от Борьки! Ой, дура какая! Закон подлости! Почему все это случилось не вчера?
Действительно. Почему?
— Надо жить, дочка. Решай сама, — сказала тогда Надя. В сердце опять что-то кольнуло. Нежное. Жалостливое. Доброе.
Любаша утром ушла. Вернулась к Борьке. Сообщила свекрови о грядущем пополнении. Надя была уверена – сватья не обрадуется известию. Ребенок – это обязательство. Надя была готова к этим обязательствам.
— Прорвемся, — тихо прошептала, — то ли еще будет!
Конечно, дочь позвонит обожаемому папе. Конечно, папа обрадуется. Он умел радоваться. Ему повезло. Та женщина, к которой он ушел, плохой не была. Во всяком случае, не нищая. Вдова бизнесмена, она познакомилась с Николаем на одном из курортов. Бывает такое, правда?
Москвичка (и такое бывает), влюбилась в Николая. Они давно тайно переписывались. Надя знала об этом и ничего Наде не рассказывала. Николай ушел из семьи только после Любиного совершеннолетия. Не подкопаешься. Честный, блин. Нечаянно Любино совершеннолетие совпало с Надиным увольнением. Это совпадение, ничего более. Но Надя не верила в совпадения. Надя верила в закономерность. И уход Николая был закономерностью.
Ну а как это иначе объяснить? Никак. С московской обеспеченной Полиной куда удобнее, чем с обнищавшей Надей. Полина – романтик. Сдала квартиру и отправилась в Индию постигать смысл существования, прихватив с собой Николая. Теперь они просветленные до уср.чки! А Любка – здесь. А папа – там. И он ужасно рад. И неужели никто, никто не видит, что хороший и добрый папа – просто предатель? Дауншифтер и подлец.
Никто. Надя видит. Но ей дочка не поверит. Она лепит семью.
Лепилось плохо. Надя (свекровки хватает за глаза и за уши) не вмешивалась. Но когда Любка, с пузом уже, зареванная прибегала к матери, Надя старалась понять своего ребенка. Понять и утешить. Ведь виновата. Виновата, и спорить нечего. Ей было удобно бросать дочь на мужа. А вот теперь несчастную Любку бросили все, и папа, и Борька. Не хватало еще Наде подсыпать соли на рану бестолковой, но родной дочки. И эти «а я говорила» ни к чему хорошему не приведут.
— Определись, Любаша, что тебе нужно? Определись. Если хочешь денег – не вини в своих несчастьях Борю. Смирись, и люби деньги. Если хочешь нормальную семью, люби будущего малыша и мужа. Не будь такой, как я, — Надя обнимала дочь и гладила ее по голове.
Люба разрывалась между «или». Ей хотелось всего. А так не бывает, чтобы «все». За «все» нужно платить. Надя платила. Она четко понимала, что звезд с неба ей больше не достать. Она и не мечтала о звездах, надеялась только на себя. Спасибо Андрею. Просветил. С ним тоже «совпало».
— Сама понимаешь, нам надо расстаться. Ты будешь тянуть меня вниз. Жаловаться на неудачи, просить помощи. Люди обычно сторонятся неудачников. Прости. Люди правы.
Надя тогда все поняла. Расстались без лишних слов и слез. Предал? Может быть. Но помочь напоследок сумел. Кое-какие связи были. Надя устроилась на хорошую работу по его рекомендации и протекции. Не бог весть что, но на жизнь хватало. И на масло для бутерброда. Без икры, да. Но нищенствовать не пришлось. И на том спасибо.
Когда родилась Настена, и Надя увидела в первый раз длинные, длинные ресницы внучки, все внутри перевернулось. Наверное, это правильно, когда ТАК любишь другого человека. Родителям нельзя ТАК любить своих детей. А бабушкам – нужно.
Борька так истрепал Любины нервы, что она превратилась в законченную истеричку. Таких надо бы держать от детей подальше. Любка не возражала. Пока она вертелась в бесконечной своей семейной мелодраме, то сходясь с Борей, то расходясь по несколько раз в году, Настюшка, то и дело (в пику свекрам, конечно) подкидывалась бабушке Наде. И бабушка Надя чувствовала себя самым счастливым человеком на земле.
Как не радоваться первому лепету ребенка? Как не любить восхитительный ребячий запах? Эти шелковистые косички и теплую макушку? А это восхитительное чувство – детская ладошка в твоей руке?
Наверное, так нужно. Любовь все равно найдет человека. Рано или поздно. То, что не дано родителем своему чаду, будет вдвойне отдано им своему внуку. Закон сохранения. Да. Закон круговорота любви в природе.
Люба в очередной раз ушла от мужа. Надя в очередной раз ее приняла. Настена – тоже. Мама – очень хорошая. Просто с папой маме никак не договориться. Надо их пожалеть, папу и маму. Они молодые и неопытные еще. А Настя – взрослая девочка, мудрая, все понимает и никого не осуждает. Так баба Надя говорит.
Бабушка ругает погоду. Варит суп на троих, хоть мама и не любит супы. Вечно у нее диеты. Хочет оставаться красивой. Хотя она и так очень красивая. Бабушка не спорит – варит суп, ругается с зимой и любит Настену. А Настена любит ее.
Мама вернулась домой радостная. Надя и Настя устали ее ждать к обеду.
— Работу нашла! – похвасталась Люба, — не фонтан, конечно, но все-таки! Надо с чего-то начинать!
— Ну и хорошо! – улыбнулась Надя, — присаживайся, сегодня твоя любимая солянка.
— С грибами?
— Разумеется.
Люба подмигнула Насте. Настроение у нее было великолепное.
Надя посмотрела на календарь. Скоро весна. Скоро очистится небо. Прилетят грачи. А потом запахнет тополиными почками. Люба будет убегать на работу, стуча каблучками. Это так прекрасно – стучать каблучками. «Даун – шифер (именно так бывшего называет Надя) приедет из просветленной Индии, чтобы повидаться с дочерью и внучкой. Привезет им какие-нибудь дурацкие бусы. И будет проситься на ночлег к бывшей жене Наде.
Надя даже не откажет (свои люди ведь). «Даун шифер» будет колдовать с мясом на кухне (рис под карри ему надоел до отрыжки. Скучает об обыкновенных котлетах), гулять с Настей и жаловаться на слишком занятую Любу. А Любе будет некогда. Люба будет на работе. И вообще, Люба многое поняла. Ее так просто не купишь. И Надю так просто не купишь. Поэтому дверь ее спальни заперта на замок. И никаких: ты помнишь, как мы любили друг друга. Не было никаких «мы». В этом виновата Надя. И он – тоже.
А потом позвонит Боря. Потому что, соскучился по Любе. И он будет ей клясться в вечной верности. И, может быть, исполнит свою клятву, наконец-то. Но Люба уже повзрослела. И Люба – самостоятельная молодая женщина. И, может быть, она вернется к мужу. Но, скорее всего, нет. Борьке придется за нее бороться.
А главное, Настенька будет рядом. Свет и счастье всей Надиной жизни. Надя будет забирать внучку из садика и вечером готовить для нее запеканку. Они будут много разговаривать друг с другом и стараться не думать о будущем. Может, обойдется. Может быть, в их новой жизни не будет больше никаких бумерангов.
Автор: Анна Лебедева