Мать ее сильно ругала, говорила, что нужно было потерпеть. Где в пятьдесят лет работу найдешь? А она уволилась. Потому что у нее есть душа. Потому что у нее есть достоинство, как бы это громко ни звучало.
Она поняла, что начальник ее недолюбливает. Между прочим, ее ровесник. Работали нормально, пока он вдруг не начал за ней ухаживать. Не для того, чтобы подчеркнуть свое уважение. А для того, чтобы подчеркнуть свое неуважение. 
У некоторых мужчин имеется убеждение, что дама после пятидесяти, если она живет одна, согласна на все. Только пальчиком помани.
Она на пальчик не отреагировала. Он решил, что она цену себе набивает, когда эту самую цену, снова по его убеждению, следовало наоборот — понизить.
Он, видимо, поразмыслил и подумал, что она таким образом подчеркнула, что он ей не нравится как мужчина. Но а если задели, скажем так, его мужское достоинство, тогда держись! Он сумеет отомстить, что мало не покажется.
Отмечали чей-то день рождения. Скромно, без банкета. Торт, чай и конфеты. Заговорили о детях. И она что-то сказала о воспитании. Так, чтобы разговор поддержать. Что-то незначительное и даже дежурное сказала.
И он взмыл коршуном. Под потолок. И ринулся на свою жертву, распустив когти. Он сказал, что «неполноценные женщины, которые не рожали, о детях и о воспитании говорить права не имеют».
Она встала и ушла. Ей было наплевать на трудовую книжку, на стаж, на то, что ее ждет. Потому что она живет сейчас, а не завтра. И ее оскорбили. И она ушла. Потому что у нее есть душа. Потому что у нее есть достоинство, как бы это громко ни звучало.
А кому какое дело, почему у нее так жизнь сложилась? Они никому отчета давать не обязана. Отчитываться не обязана, особенно перед теми, у кого нет души. У кого душа изъедена хамством.
Ее родная мать сказала, что надо было потерпеть. Наверное, она ее пожалела. Только пожалела не с той стороны. Думала, что ее дочери тяжко будет без работы. Особенно в наше-то время. Особенно в пятьдесят лет. Но она не подумала, что еще тяжелее стерпеть плевок, нацеленный тебе в глаза.
Да, она замуж не вышла. Потому что не хотела. Потому что у нее с души воротило. Ее сестра родила сначала первую дочь. Через два года – вторую. А муж ушел к другой. И поселился с ней в соседнем доме. И тогда у сестры крыша поехала. Она принесла вторую, маленькую дочь – к отцу. Позвонила в дверь и положила ребенка у порога. И бутылочку с материнским молоком оставила. На полу. И ушла. Это у нее крыша от горя поехала.
Конечно, она через час вернулась и забрала дитя. Опомнилась и вернулась. А что у нее в это время в душе делалось? Это кто-нибудь поймет?
Сестра старше ее лет на пятнадцать. А младшая сестра все видела. И она вовсе не дурочка: она все видела и все поняла. И сказала, что такого «счастья» себе точно не хочет.
Достоинство человека на весах не взвесишь. И его нельзя определить тем, есть у него дети или их нет. Так только злые языки могут «стрелять», которые «страшнее пистолета».
Она пришла домой и положила сумку. Она не плакала: вот еще, из-за этой грязи плакать?
Ей позвонили коллеги. Возмущались. Требовали, чтобы она на него жалобу написала. Другому начальству, которое выше.
Только вот зачем писать-то? Если они все промолчали, когда он пытался ее при всех носом в грязь толкнуть. Молчали, когда она уходила. А звонить потом — легче, конечно. После драки кулаками махать все умеют.
Она не позволила себе страдать. Сидеть в углу и страдать. Она перемыла квартиру. И сходила к старшей сестре, которая одна поднимала своих девочек. Не жаловаться, а посмотреть в лицо родного человека. Это очень важно – просто посмотреть в лицо родного человека. Тогда на душе делается светлее. И теплее.
Вернулась после десяти. Она не думала, как будет жить дальше. Главное сегодня, сейчас, в мгновение, которое «раздает кому позор, кому бесславье, а кому бессмертие». А она правильно своим мгновением распорядилась: она уклонилась от плевка. А дальше что Бог даст. Зачем об этом думать? Источник
