Бережёного Бог бережёт

Эту историю рассказала мне моя мама. Была она тогда совсем молоденькой девушкой и не замужем. Работала в районном центре на почте, разносила письма и газеты. Работа не из лёгких. Газет раньше выписывали очень много и письма писали часто. с тяжёлой сумкой бегала она до поздна. Рабочий день её заканчивался в шесть часов вечера.

На выходной мама ходила к бабушке, своей маме в деревню, которая находилась в 10-и километрах от районного центра. Шесть часов вечера зимой — это уже потёмки. Не всякий отважится идти тёмным перелеском. Но мама спешила, так как бабушке требовалась помощь, да и продукты надо отнести, — магазина-то в деревне уже тогда не было.

 

Зачастую случалась оказия, как говорила бабушка, то есть попутка. Маму подвозили, но только «до отворотки» (до поворота в деревню), а там ещё 4 километра пешком. Но 4 километра на молодые ноги — не расстояние.

В этой отдалённой деревне уже тогда (а это 50-е годы прошлого столетия) населения осталось мало, молодёжь уехала по городам, и дороги туда никто не делал, как была узенькая дорожка, что двум машинам не разъехаться, такая и осталась. Да и поедет кто, застрянет — еле вытащат.

Так вот, как обычно, закончив рабочий день, мама поспешила в родную деревню. Да что-то в этот день припозднилась. Хорошо ещё, что знакомые подвезли её. Вот и «отворотка» в родную деревню. Поблагодарив, мама побежала знакомой дорожкой.

— Ой, Люся, темно совсем, как ты доберёшься? — побеспокоился о ней водитель.

— Езжай! Сапоги дорогу знают, мимо дома не пройдут! Не в первый раз, — махнула ему мама рукой и пошла.

Вдруг видит, сидит поодаль от дороги большая собака.

Мама стала вспоминать:

— Чья? Тёти Марфы? Бабки Авдотьи? Мурашевых?

Да нет, не похожа вроде.

К бабке Авдотье сын из города приезжал с псом неизвестной нам породы, да так и оставил у неё.

Соседки судачили:

— Сам не смог прокормить, бабке привёз.

Ругались все в деревне:

— Авдотья, привяжи своего телёнка, страшно по деревне пройти.

Сынок Авдотьин, Андрей, почитай годков пять дома не был, всё путешествовал по городам и весям.

Авдотья с дедом на радостях решили барашка зарезать.

Андрюха, понаевшись вдали от дома разных экзотических блюд, пожелал откушать, извините, бараньих яиц.

— Да мы сроду такое не ели! — начала плеваться Авдотья.

Да, ладно, раз родимый сын просит, что не сделаешь и брезгливо бросила их, окаянных, как были, в кастрюлю.

Андрюха пригласил друзей-знакомых. Наготовила Авдотья тогда, как на Маланьину свадьбу.

— Мам, а яйца-то где? — вдруг вспомнил Андрейка в разгар посиделок, поеданием коих хотел он удивить гостей.

— Несу, несу! — суетится старая.

И Авдотья торжественно внесла в залу блюдо, на котором красовались большие чёрные мохнатые яйца барана.

Очередь плеваться настала у Андрюхи:

— Мама, так ведь надо было сначала почистить, порезать…

— А я почём знаю? Ешьте, у меня тута не в лесторане! — строго сказала Авдотья.

Не знаю, осмелился ли кто отведать их, но подозреваю, что полетела эта экзотика, привезённому Андрейкой псу Мишке.

От воспоминаний маме стало смешно.

Меж тем, пёс увязался за мамой, она по дороге идёт, пёс рядом — по обочине.

А мама и рада, с собакой всё-таки повеселее и не страшно совсем.

— Наверно, с другой деревни прибежал, а может, и с райцентра, там много разных породистых.

Она звала пса, хотела погладить, чтобы не убегал далеко от неё, но он к рукам не подходил.

Иногда пёс отставал, тогда мама звала его:

— Уж ты не бросай меня, пойдём вместе.

Пёс, как будто понимая, догонял. Так они вместе и дошли до деревни.

Стало совсем темно. Хорошо ещё, что перелесок здесь небольшой, а дальше тянется колхозное поле до самой деревни.

Пёс бежал рядом, он тяжело дышал, из его пасти иногда доносились какие-то хриплые звуки.

— Это, наверно, душа папина в образе этой собаки провожает меня, мол, не бойся, дочка, я рядом.

Мама была копией своего отца. Когда он уходил на войну, поднял её, самую младшую в семье, на руки и сказал жене:

— Береги её, Маша, как зеницу ока.

Вспомнила отца, погибшего на фронте, смахнула слезу.

Вот, наконец, огни родной деревни. Сразу стало светлее, в каждой избе, где жили люди, в окошках горел свет. А вот и первые дома, в конце улицы её родной домик.

— Пойдём со мной, горемычный, я хоть накормлю тебя, чей ты, когда ещё до дома доберёшься, — позвала мама пса, который остановился у поворота и дальше не шёл.

Деревенские собаки залились громким лаем.

— Боишься, значит, точно неместный.

Отломив хороший ломоть хлеба от буханки, мама бросила псу, послышалось жадное чавканье.

— Спасибо, что проводил.

Рассмотрев на свету собаку, мама чуть не упала — перед ней стоял большой тёмный волк. Ноги стали ватными, она бросила ему остатки хлеба, и как дошла до дома уже не помнила.

Увидев маму в окно, бабушка выскочила на крылечко:

— Дочка, как ты добралась? У нас ведь повадился волк в деревню ходить и сообщить-то мне тебе не было возможности, — ни одной машины, как на грех, а телефон, сама знаешь, за четыре километра. Посядень, чуть Петра Валиного не задрал на озере. На деревне всех собак с вечера в сени загоняют.

Отдышавшись, мама рассказала о своём провожатом. Бабушка весь вечер пила успокоительные капли, но никак не могла успокоиться.

Соседка, которая была в это время у бабушки и ждала маму, так как та должна была привезти лекарства, сказала:

— Бережёного Бог бережёт.

Может, так оно и есть.

Всю ночь где-то неподалёку заунывно выл, будто плакал, волк.

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 6.55MB | MySQL:47 | 0,077sec