— Семенова, ты такая странная! У тебя все дома?
— Мама на работе. Дома только бабушка…
Дружный смех грянул, заставив Аню отшатнуться и покраснеть от досады. Опять что-то не то ляпнула!
Тяжелый рюкзак, лежавший у ног девочки, вдруг оказался в луже, и одноклассники опять покатились со смеху.
— Так ей и надо! Молодец, Макс! Она же совсем ку-ку! Зачем только ее в наш класс перевели?
Дальше посыпались оскорбления, и Аня зажала уши руками, стиснула зубы и принялась ругать себя. Только бы не заплакать! Тогда – все! После этого останется только сказать маме, чтобы забирала документы и из этой школы, а этого делать нельзя. Теперь ведь им некуда идти. У мамы родных нет. Она сирота.
Старая квартира, где они жили с папой, продана и теперь они живут с бабушкой, которая согласилась их принять. Баба Зоя им не родная. Она тетка Аниного отца. Кроме нее, никто из родственников не согласился помочь Ане с мамой после того, как папы не стало.
Анюта шагнула было к луже, чтобы забрать рюкзак, но ее резко толкнул кто-то и она полетела на грязную, после прошедшего ливня, землю, успев только подумать, что белые колготки, которые мама купила ей для концерта в музыкальной школе, теперь не отстирать. Да и на сам концерт она теперь точно опоздает, ведь нужно будет зайти домой, чтобы переодеться.
— Ха, Макс, да ты просто красавчик! Так уделать эту ненормальную! Ладно, ребята, пошли отсюда! Пока-пока, дефективная!
Аня еще успела вскинуть глаза и увидеть насмешливый взгляд, который кинул на нее Максим. Жаль! Этот мальчик ей понравился поначалу. Когда она неделю назад пришла в класс, перепуганная от перемен и гадающая, что ее ждет там, новая учительница посадила Аню именно с Максимом.
— Теперь здесь твое место, Анечка. Максим, расскажи Ане как у нас все устроено и помоги ей на первых порах, хорошо? Я на тебя надеюсь! – Ольга Петровна почему-то строго посмотрела на мальчика, но Анюта не придала тогда этому значения. Мало ли? Может, он просто баловался на перемене или домашнее задание не сделал.
Теперь Аня понимала, почему Ольга Петровна так строга была с Максом. Злой! Он просто злой! Разве может добрый человек быть настолько жестоким? Что она ему сделала? Чем насолила, если он вот так… За что?!
Слезы все-таки пришли, и Аня теперь даже не пыталась встать. Обида затопила душу, не давая дышать как следует. Спохватилась Аня слишком поздно.
Ингалятор был в рюкзаке, рюкзак в луже, а она сама задыхалась на ее краю, уже не в силах дотянуться до спасительного кармашка.
— Девочка! Ты что? Тебе плохо?!
Какая-то женщина остановилась рядом с Аней и у девочки еще хватило сил кивнуть. Потом все стало сначала серым, потом черным и Анюта будто скользнула в эту темноту, все еще пытаясь поймать хотя бы глоток воздуха. Она даже не успела испугаться.
Очнулась Аня в кабинете школьной медсестры. Рядом толпились какие-то люди, что-то говорили, даже ругались. Но Аня не обращала на них внимания.
Она дышала.
Дверь в кабинет распахнулась, на пороге появилась мама, и тут Аня снова заревела, перепугав медсестру, директора школы и свою спасительницу, которая о чем-то спросила с обеими.
— Анюта!
Теплые мамины руки обняли ее, и Аня прижалась к той, что дарила ей покой и рядом с которой дышать было легко и свободно всегда даже без ингалятора.
— Что ты? Что случилось?
Аня только всхлипывала, не в состоянии ответить, но тут вмешалась женщина, которая нашла ее в школьном дворе.
— Разве так можно?! Ребенок у вас больной совсем, а вы его в школу отправляете! Ей дома сидеть надо! Она же инвалид!
— Нет! Аня – не инвалид! – голос мамы сорвался, и Анюта схватила ее за руку. – Тише, родная, я в порядке! – Нина опомнилась. – Прошу прощения за мою реакцию. Перенервничала. Спасибо вам огромное за помощь!
— Не за что! Но объясните мне, почему ваша девочка не знает, что делать, когда у нее случается приступ?
— Я знаю! У меня ингалятор есть! – Аня поискала глазами рюкзак. Вот он, мокрый, грязный, стоит на полу у стола медсестры. Значит, кто-то принес его сюда вслед за Аней.
— Тогда объясни мне, милое дитя, почему ты им не воспользовалась, когда тебе стало нехорошо?
Аня смешалась. Рассказывать о тех, кто так поступил с ней или лучше не стоит?
Она уже очень хорошо знала, что люди бывают злыми и несправедливыми. И причины, которые толкают их на странные поступки иногда бывают очень странными. Так было с бабушкой, которая выгнала Аню с матерью из папиной квартиры.
— Вы мне никто! Мой сын взял тебя с ребенком. Я была против. А теперь что? Я должна с вами чем-то делиться? С какой стати?
Аня помнила, как бабушка, которую она считала своей, сжимая кулаки, кричала на маму. Как мама молча собирала вещи, не говоря ни слова в ответ. Помнила, как они ехали в такси, и Аня спросила у матери:
— Почему ты ей ничего не ответила?
— А зачем? – Нина, сжав ладошку дочери, качала головой. – Что изменилось бы от этого? Формально она права, доченька. Квартира эта принадлежит ей. Мы там не прописаны. Да и папы больше нет. Понимаешь? Это самое важное. Его нет, а бабушке очень больно сейчас. Родители не должны хоронить своих детей, Аня. Это очень страшно… Поэтому, я хочу, чтобы ты понимала – бабушка злится не на нас с тобой. Она злится на эту несправедливость. У нее никого больше нет. Папа был ее единственным ребенком. А теперь представь на мгновение, какая это боль… Тебе трудно, ведь ты еще маленькая, а я ее понимаю очень хорошо. И знаю, что она совсем неплохой человек. Иначе не помогала бы мне воспитывать тебя столько лет. Ведь тебе было всего несколько месяцев, когда я вышла замуж за твоего отца. Я не называю его твоим отчимом, потому, что он любил тебя и был тебе настоящим папой. И бабушка тебя тоже любила. Я это видела. Пусть по-своему, так как умела, но любила.
— Тогда почему сейчас перестала? – Аня в недоумении смотрела на мать.
— У меня нет ответа на этот вопрос, маленькая. Я могу только предположить. Но это все пока тебе совершенно ни к чему. Я понимаю, что тебе страшно, но у нас все будет хорошо. Потому, что мы вместе. Нас двое. А она одна… Ань, совершенно одна, понимаешь? Кроме сестры у нее теперь никого и нет. Они много лет не общались. Не знаю почему, но это так. Так, кому теперь хуже?
— Бабушке…
— Вот именно…
Из этого разговора Аня поняла, что люди не всегда отвечают за свои поступки. Иногда за эти поступки отвечают эмоции или злость. А это не считается. Потому, что подумает человек как следует, а потом решит, что был неправ. Как бабушка. Она приехала год спустя к своей сестре, у которой жили теперь Аня с матерью и попросила прощения. И мама ее простила. Но деньги брать отказалась категорически. Аня не знала, правильно это или нет. Но бабушка Зоя это решение одобрила.
— Правильно, Ниночка, там, где не должна и отдавать потом не придется. Я одна. Квартиру вам отпишу. А сестра… Хорошо, что совесть проснулась у нее. Хочет помочь? Пусть на девочку счет откроет. Так лучше будет. И ничего не бойтесь. Вы тут теперь прописаны. Выгнать вас никто не посмеет. Надо только завещание будет оформить, чтобы вообще никаких вопросов не было. Какая разница, кто кому родной? Витя детей иметь не мог. А Анечка ему столько радости подарила! Он ее своей считал.
— Так оно и было. Лучшего отца для нее я бы и не желала.
— Мне-то можешь не объяснять. Я знаю.
Почему-то все это вспомнилось сейчас Ане, и она опустила голову:
— Я просто упала и растерялась. Больно было.
Прикрыв ладошкой дырку на колготках, Аня сквозь слезы улыбнулась незнакомке:
— Спасибо! Вы меня спасли!
— Ой, перестань! Ничего такого я не сделала. Пообещай мне только одну вещь, хорошо?
— Какую?
— Ты будешь осторожнее в следующий раз!
— Обещаю!
Уже дома Аня рассказала матери о том, что случилось.
— Я завтра же пойду в школу и поговорю с Ольгой Петровной.
— Мам! Не надо!
— Почему, Аня? Они же не остановятся! Давай переведем тебя в другой класс или в другую школу? Здесь неподалеку есть еще одна. Она, конечно, дальше от дома, но может быть там…
— Так и будем бегать? – Аня закуталась в плед и поджала под себя озябшие ноги. Отопление уже отключили на лето и в квартире было прохладно. – Мам, я думаю, что это неправильно!
— А правильно, мне бежать сломя голову, потому, что позвонили из школы и сказали, что ты потеряла сознание? И это хорошо еще, что работа позволяет. А если бы я, как раньше, работала в больнице? До меня даже дозвониться бы не смогли! Анюта, мне страшно! А если с тобой что-то случится?
— Мам, ну чего ты?! – Аня бросила теребить плед и посмотрела на мать. – Я сама не знаю как правильно. Но и бегать всю жизнь как заяц не хочу. Да, я странная. Белая ворона, как они говорят… Я не понимаю их шуток, не понимаю, чего они от меня хотят. Но я не дурочка!
Последнюю фразу Аня выкрикнула так громко, что из кухни прибежала баба Зоя.
— Вы чего тут? Что за крик? Анюта! Тебе нельзя нервничать! Забыла? Давай я тебе чайку горяченького сделаю? Хочешь?
— Хочу! Бабушка, что мне делать? Как ты думаешь?
Зоя Александровна глянула на Нину и вздохнула.
— Матери твоей виднее, Анечка. Она за тебя отвечает. Ей и решать. Но, в чем-то я и с тобой согласна. Бегать всю жизнь от проблемы – это не дело. Да, Нина? Сама-то, небось, так не делала? Что ты головой качаешь? Я знаю, что не делала. Сама же мне рассказывала. Сильнее тебя я в жизни женщин не встречала. Потерять родителей, пройти детский дом, а потом общагу, родить ребенка без помощи и поддержки, а потом устроить все-таки свою жизнь – это что-то невероятное. Любая сломалась бы. Но не ты! И Аня ничуть не слабее тебя. Две школы сменила, прозвище нелестное получила, а сама? И учится прекрасно, и в конкурсах участвует. Вон, всю полку кубками и наградами уставили, и еще столько же в коробке лежит. Мало? Ты, Анютка, может и белая ворона, но точно не дурочка! И нечего недалеких людей слушать! Пусть попробуют так как ты, а я на них посмотрю!
Зоя Александровна от волнения аж подпрыгивала, говоря все это, и Аня поневоле начала улыбаться от забавного зрелища, а потом и вовсе рассмеялась. Откинув плед, она встала и обняла бабушку.
— Спасибо! Теперь я, кажется, знаю, что мне делать. Если не получится, тогда, мам, переведешь меня в другую школу. Ладно?
Нина с тревогой смотрела на дочь. Что она такое придумала?
А задумка Ани была очень проста. В школе готовили концерт к юбилею школы. Она поначалу постеснялась признаться Ольге Петровне, что умеет играть на гитаре и петь. Теперь же Ане показалось, что это неплохая возможность дать понять одноклассникам кто она такая. До концерта оставалось еще две недели и Аня сосредоточилась на том, чтобы не отвечать на нападки со стороны одноклассников. Из школы ее теперь встречала бабушка и Аня то и дело слышала за своей спиной смешки и издевки.
— За ручку бы еще взяла! Маленькая…
Аня не переставала удивляться. Что она такого сделала этим людям, что они так ее не любят? И пусть они дети, но они же уже люди, хоть и маленькие… Зачем они так?
Ответа у нее не было.
Максим, после случившегося, с ней больше не разговаривал. Он молча сидел рядом, отодвинувшись на самый край парты так, словно Аня была прокаженной. О том, что бывает такая болезнь, ей как-то рассказала бабушка Зоя. И Аня помнила, что раньше это могло означать только одно – человек становился изгоем для общества. Но, странное дело, прокаженной Аня себя не чувствовала нисколько. Напротив, она разглядывала своих одноклассников и понимала, что злость и глупость куда заразнее, чем любая болезнь, а лечению, увы, почти не поддаются. И если от проказы лекарство нашли, то от этой напасти, возможно, никогда и не придумают.
Концерт состоялся. И Аня оказалась совершенно права. Ее голос и искусная игра привели тех, кто еще вчера смеялся над ней, в недоумение и замешательство. Впервые, после того как она перешла в эту школу, ей в спину летели не смешки, а удивленное:
— Ничего себе! Ты слышала? Кто ж знал, что она так может?!
Кто-то подошел к ней сразу после концерта, чтобы спросить, где она научилась так петь, а кто-то просто поглядывал издалека, не решаясь заговорить с «белой вороной». И только Максим ушел из зала еще до того, как Аня закончила играть. Она видела это, но спрашивать, почему он так поступил, не стала. Зачем? Придет время и все встанет на свои места…
Время пришло, но места, которые оно определило для ребят, оказались не самыми лучшими в партере жизни.
Спустя всего неделю после концерта, Максим попал под машину. Он возвращался домой с тренировки и у самого дома шагнул на проезжую часть, подпевая песне, звучавшей в наушниках. Водитель, который его сбил, отреагировать на появление мальчика просто не успел. Пешеходного перехода в том месте не было, а значит можно было ехать быстрее, что он и делал, спеша домой после работы.
Аня пришла в больницу сразу, как только Максима перевели из реанимации в обычную палату.
— Привет!
Букетик ромашек, которые девочка принесла, лег на одеяло и Максим закричал.
— Зачем ты приперлась?! Я тебя звал? Что тебе надо?!
— Фу! Какой ты злюка! – Аня покачала головой и улыбнулась. – Зачем-зачем! Клубнику тебе принесла! Вот! Твоя мама сказала, что тебе уже можно. Смотри какая красивая! Хочешь?
— Нет! Убирайся! – Максим отвернулся и дернул на себя одеяло так, что ромашки полетели на пол.
Аню это нисколько не смутило. Она оглянулась на Нину, стоявшую в дверях палаты, и покачала головой: «Не мешай мне!»
В тот день они с Максимом так и не поговорили. Аня просто посидела немного рядом с ним, вымыла клубнику, которую принесла, разложила на блюдце, и ушла.
Говорить Максим с Аней начал только на третий день. Отрывисто кидал ей какие-то незначительные реплики, злясь на себя и желая только одного – чтобы эта несносная девчонка убралась из его жизни куда подальше и никогда не напоминала бы о себе.
А еще через неделю он поймал себя на том, что ждет, когда откроется дверь палаты и Аня войдет со своим неизменным:
— Привет! Как дела?
Инвалидная коляска и операции одна за другой. Лечение и реабилитация были очень долгими. Максим срывался на мать, на отца, на Аню, которая все это время была рядом.
— Зачем тебе это надо?!
— Потому, что это надо тебе! – Аня невозмутимо протягивала другу гитару, на которой учила его играть. – Давай! Не филонь! У тебя уже хорошо получается, но этого мало!
Первые самостоятельные шаги без костылей Максим сделал только спустя год после аварии.
А еще через полгода он вернулся в свою школу. Прихрамывая, но уже на своих ногах. Одноклассники, ни один из которых за все это время не навестил его, загомонили, встречая, а Макс подошел к своей парте, сдвинул в сторону чьи-то учебники и поискал глазами Аню.
— Вот ты где! Чьи пожитки? Это мое место!
Аня усмехнулась и покачала головой:
— Да? Хорошо, что ты знаешь теперь, где оно. Учебники мои верни туда, где были, и садись рядом. Ты что, уже забыл, где сидел раньше? А я помню! Вот так. А теперь… Привет! Как дела?
***
Lara’s Stories