— Ася, ты совершенно не понимаешь, во что ввязываешься! Это же огромная ответственность! А ты такая легкомысленная! – Инга сжала тонкими пальцами виски и поморщилась. – Ну вот! У меня опять начинается мигрень!
— Мама, но она же твоя внучка! Что с ней будет? – Ася со вздохом подошла к старинному буфету и достала флакончик с валерьянкой. Никаких других лекарств ее мать не признавала.
— Это – ребенок, Ася! Не котенок и не игрушка, а человеческий ребенок! Что ты с ней будешь делать? Ты понятия не имеешь, как быть матерью!
— А ты имела? – Ася тут же прикусила себе язык, но было уже поздно.
Инга выпрямилась в кресле, в очередной раз поразив дочь королевской осанкой и своим преображением. Вот только что это была немолодая, хоть и прекрасно выглядевшая, женщина, а в следующее мгновение перед ней сидела уже королева и никак не меньше. Ася тут же вспомнила мать в роли Одиллии в «Лебедином озере». Этот образ всегда ей удавался лучше Одетты. Было в Инге что-то темное, жесткое и бескомпромиссное. То, что она тщательно скрывала от окружающих, а тем более от своих детей. Но, эта тьма иногда вырывалась наружу и тогда на свет появлялась безупречная, но совершенно ледяная натура Инги, с которой ее дети были знакомы с рождения и которой боялись так, как не боялись ничего и никогда в жизни. Они прекрасно знали, что именно эти качества имели в жизни матери первостепенное значение. И именно они позволили ей вернуться на сцену после их рождения, снеся буквально все препятствия на своем пути.
— Какое мне дело до других? У меня слишком мало времени, чтобы думать о ком-то. Мне нужно думать о себе. – Инга вытягивалась перед зеркалом, с недовольством оглядывая себя, а потом оборачивалась на девочек, которые открыв рот наблюдали за матерью.
Им было тогда лет по шесть и первые вопросы, которые появились у них после посещения гримерки матери в театре, куда до этого их не брали, считая маленькими, Инга безжалостно пресекала.
— Со злостью смотрела на меня, говорите? – Инга провожала взглядом свою дублершу, идущую мимо нее по коридору и оборачивалась к дочерям. — И что? Вы думали, что тут волшебный лес? Сказок не бывает, девочки. Ясно вам? Все выгрызать приходится самой. Вот и она ничем не отличается от меня. Поэтому грызет. Хотя нет, не отличается за одним исключением. У нее нет детей. А у меня есть.
Позже, когда Ася стала взрослой, она узнала, что мать восприняла их с сестрой рождение как полнейшую катастрофу. Где это видано, чтобы балерина, прима, рожала, да еще двойню?! Нонсенс! Глупость полнейшая! Великие не рожают!
Но, Инга и не была великой. Она мечтала о большой сцене, но туда путь ей оказался заказан. Ни связей, ни особого таланта у нее не было, а это означало, что придется довольствоваться провинциальным театром или быть десятым лебедем у третьего пруда.
Инга всегда обладала очень трезвым умом и деловой хваткой. Поэтому, поразмыслив, решила, что пробиваться на самый верх смысла нет. Проще устроить свою жизнь так, чтобы было тепло и сыто. А, главное, чтобы можно было реализовать себя в профессии и желательно успешно, а потом не переживать о будущем.
Это у нее получилось блестяще. Театр был не самый крупный, но и не из последних. С ее подготовкой и данными Инга практически сразу заняла ведущие партии. Нашлись и хорошие покровители. Поэтому, узнав о том, что ждет ребенка, она не стала ничего предпринимать.
Ужаснулась она лишь раз, когда врач, осматривающий ее, сказал, что будет двойня.
— Глупость какая! Мне и одного хватит!
— Вы не в магазине, чтобы торговаться. Сколько дано, столько и будет! Срок большой, поэтому включите уже голову.
Врач нахмурился, и Инга замолчала. Ссориться с единственным на весь город «правильным» врачом в ее планы не входило.
Девочки появились на свет почти в срок, вымотав Ингу так, что она отвернулась от детей, как только ей сказали, что все закончилось, и сказала:
— Лучше бы я танцевала трое суток без перерыва, чем вот это все. Кому это надо?
Все, кто был в родовой на тот момент, переглянулись, пожали плечами и продолжили заниматься своим делом. Тут они слышали и не такое. Главное, что дети были здоровы, мать в порядке, а остальное не имело никакого значения. Материнская любовь в комплекте к детям здесь не выдавалась.
Отца своего Ася с Ритой не знали. Мать тщательно скрывала от них эту информацию. И, лишь когда девочкам исполнилось по пятнадцать лет, однажды, придя домой после спектакля, Инга водрузила на стол в гостиной вазочку с двумя белыми розами, поставила рядом рюмку, налив в нее самый дорогой коньяк, который только нашелся в доме, и, накрыв ее кусочком хлеба, сказала:
— Теперь вы сироты. У вас есть только я.
К тому времени она уже не танцевала, играя в массовке величественных королев или дам. Старая травма, которую Инга получила почти сразу по возвращении на сцену после родов, давала о себе знать. Инга злилась, не спала по ночам от боли в колене, и надолго уезжала в санаторий при любой возможности.
Девочки оставались с няней. Простую деревенскую девушку Глашу «выписал», сразу после рождения девочек, из деревни их отец. Не желая афишировать свое участие в жизни Инги, он тихо помогал ей, обеспечивая свою вторую, неофициальную семью финансово и решая какие-то несложные задачи, где не требовалось его непосредственного участия. Место, которое он занимал в администрации города, далось ему очень непросто. Амбиций было много, а реализовать их было почти невозможно для парня, который приехал в город, не имея за душой ничего, кроме собственной головы на плечах. Впрочем, голова оказалась достаточно светлой для того, чтобы обеспечить хозяину и выгодный брак, и продвижение по службе, в котором немалую роль сыграл высокопоставленный тесть.
Глаша была односельчанкой отца Аси, даже какой-то его дальней родственницей, но никогда об этом не упоминала, предпочитая держать язык за зубами. Не слишком грамотная, с трудом окончившая школу, она была по своему хитрой, что с годами превратилось в какую-то житейскую, очень земную мудрость, и немало помогло девочкам, для которых Глаша стала настоящей матерью, в отличие от Инги, на которую дети смотрели почти как на небожителя.
Глаша заботилась о девочках как о своих собственных детях, которые у нее, так и не появились. Инга не раз пыталась устроить судьбу своей помощницы, когда дети стали старше и самостоятельнее, но Глаша упорно отнекивалась, посмеиваясь над этими попытками:
— Да на что оно мне сдалось, Инга Михална? Что я там не видала в том замуже? Дети есть, а остальное-то мне зачем?
Инга не вникала в причины, по которым Глаша так упорно отказывается от замужества. Да та и не стала бы ей рассказывать о своей семье. Об отце и деде. О том, сколько вынесли от этих мужчин ее мать и бабка. Для Глаши семейная жизнь ассоциировалась только с бедой, слезами и болью, поэтому себе она такой судьбы не хотела. Ей почему-то не приходило в голову, что есть совершенно другая жизнь. Глаше было достаточно здесь и сейчас знать, что есть двое детей, которые принадлежат ей целиком и полностью. Которым она нужна. На самом деле, Ингу Глаша втихаря тоже считала своим ребенком, несмотря на то, что была гораздо моложе. В бытовых вопросах и в том, что касалось детей, Инга была совершенным профаном и Глаше это даже нравилось. Нравилось чувствовать себя незаменимой.
Так они и жили. Инга работала, Глаша воспитывала девочек, а те знали, что у них есть сразу две женщины, которых можно называть гордым словом «мать». Ингу они так называли вслух, а Глашу про себя.
Детство мелькнуло мимо, не оставив за собой ничего особенно памятного, кроме матери на сцене и Глашиных теплых рук, которые всегда были готовы успокоить, пожалеть, приготовить что-то вкусное, несмотря на запреты матери.
— Раскормишь их! Куда потом? – Инга хмурилась, глядя, как Глаша выкладывает на блюдо румяные, размером с мизинец, пирожки.
На это Глаша только посмеивалась. Ее девчонкам это точно не грозило. Статью и комплекцией они пошли в мать, но идти по ее пути отказались наотрез.
— Да ради Бога! Делайте, что хотите! – Инга, махнув рукой, выдала дочерям разрешение решать свою судьбу самостоятельно. – Надо будет – помогу.
Ее вмешательство не понадобилось. Девочки довольно спокойно окончили школу, а потом поступили в университет, выбрав те факультеты, которые были им ближе. Ася пошла на экономический, а Рита выбрала юридический.
Инга прокомментировала это лишь раз, когда дочери поставили ее в известность, что поступление удалось:
— Лишь бы на хлеб с маслом хватало.
Все, что происходило с ее детьми, Инга воспринимала как сторонний наблюдатель. Девочки никогда не рвались рассказывать ей о своих мечтах, планах или проблемах, зная, что услышат:
— Что ты, младенец, что ли? Разбирайся сама! Мне никто не помогал.
Поэтому, к матери они за советом шли в последнюю очередь. Была, конечно, еще Глаша, но ее экспертом по жизни девочки тоже не считали и предпочитали обходиться своими силами.
— Нас двое, что-нибудь да сообразим!
Их связь была такой сильной, что Асю иногда это пугало. Ей казалось, что без сестры мир просто рухнет, перестав существовать. Она не могла представить себе жизнь без Риты. Даже когда та вышла замуж, Ася не перестала общаться с ней каждый день, выкраивая хотя бы пять минут, чтобы просто взять за руку, заглянуть в глаза, пусть на ходу, но обязательно. Появление на свет племянницы стало для Аси откровением. Появился еще один человек, который был ее продолжением, как и сестра.
Замужество Риты продлилось недолго. С мужем у нее сложились странные отношения. Их жизнь то искрила итальянскими страстями, то затихала настолько, что всем становилось тошно от этой тишины. Через пару лет после рождения дочери Рита не выдержала и ушла от мужа, который, впрочем, этому обстоятельству только обрадовался.
— Аська, не могу больше! Спокойно хочу пожить, не дергаясь. Хотя бы какое-то время.
Почему-то эти слова напугали Асю. Она, конечно, не могла знать, что они окажутся пророческими. Болезнь Риты стала для нее ударом такой силы, что Глаше пришлось приводить ее в чувство. Отхлестав по щекам захлебывающуюся в плаче воспитанницу, Глаша чуть не рычала:
— Прекрати! Толку от твоего рева? Ей и так плохо! Сама больная, дите маленькое! За кого ей держаться? Не за мать же, прости Господи. А я одна не вывезу вас всех, Аська! Поэтому, давай! В руки себя взяла и помогай!
Шоковая терапия помогла. Ася, опомнившись, перевезла сестру с племянницей к себе, и занялась ребенком. За Ритой присматривала Глаша, которая тоже переехала к Асе, несмотря на возражения Инги:
— Разберешься! Что тебе надо-то? Кофе с утра да зелени мешок. Как коза, ей Богу! Справишься! А у меня других дел полно.
— Неблагодарная!
— А за что мне тебя благодарить? Бесполезная ты, Инга как трава сорная в огороде. Двоим детям жизнь дала, а о толку им от тебя, как от козла молока. Ты хоть понимаешь, что у тебя дочка сейчас плохая совсем?
— А что я могу сделать? Я же не врач!
— Ничего не можешь, это точно. Вот и не мешай тем, кто может. Счастливо оставаться!
На Глашу Инга тогда обиделась так, что Ася, как не старалась, помирить их не смогла. Да и не до этого ей было.
Заботы о маленькой Алисе, походы с сестрой по врачам и работа, которой не было конца и края, не давали ей ни секунды свободного времени.
Риты не стало через три года после того, как Ася забрала ее к себе. Последние несколько дней он тихо лежала, почти не узнавая никого. Только на дочь реагировала слабой улыбкой, и Ася уводила девочку из комнаты только тогда, когда у Риты снова начинался приступ боли или нужно было привести сестру в порядок.
— Мама уйдет? – вопрос Алисы застал врасплох Асю, которая пыталась сосредоточиться на отчете, сидя на маленькой кухне.
Обняв тетку за шею, Алиса забралась на колени к Асе.
— Уйдет? – настойчивый вопрос племянницы резанул по нервам, и Ася подавила в себе желание закричать. – А куда? В сказочную страну? Ей там будет хорошо?
Большие карие глаза Алисы, такие же как у матери, вопросительно уставились на Асю и та пыталась собраться с духом, чтобы объяснить ребенку, что происходит, а потом вдруг поняла, что девочка сама уже все поняла и придумала.
— Да, Алиска. Уйдет. Ее там ждут.
— Зачем?
— Она там будет королевой. Красивой и сильной. Ей не будет больше больно.
— Это же хорошо.
— Конечно. – Ася почувствовала, как сжалось все внутри от осознания того, что должно случиться. Она до сих пор гнала от себя эти мысли и бесхитростные вопросы племянницы вдруг ударили по ней наотмашь, не оставляя больше иллюзий и надежды.
— А мы потом там встретимся?
— Обязательно…
Ася уже почти хрипела, стараясь не смотреть в глаза Алисе.
— Не плачь! – Алиса прижалась к ней. – Маме так будет лучше. Не больно…
Он долго еще сидели так, обнявшись, пока на кухню не заглянула Глаша, прогнав их спать.
Рита ушла через пару дней после этого разговора. Рано утром, на рассвете, Ася проснулась от громкого, почти невозможного крика:
— Ася!
Она села на кровати, ничего еще не понимая. Неужели послышалось? Покрутила головой, оглядев спящую рядом Алису и приткнувшуюся на раскладушке, похрапывающую Глашу. В квартире было тихо. Осторожно встав, чтобы не разбудить спящих, Ася вышла из комнаты и уже в коридоре поняла, что ее разбудило. Она так и не смогла переступить порог комнаты, в которой жила все это время Рита. Глядя на сестру, которая казалась такой маленькой и хрупкой, свернувшись калачиком под одеялом, Ася чувствовала, как нарастает внутри крик, которому так и не суждено было вырваться. Он заполнил собой все существо Аси, а потом погас, растворившись, невыносимо горячий и страшный, оставив после себя только пепел несбывшейся надежды и память.
Глаша нашла Асю на кухне через час. Та сидела прямо на полу, подтянув к себе колени и обняв их окоченевшими руками.
— С ума сошла! Простудишься!
Но, заглянув в поднятые на нее, совершенно сухие глаза воспитанницы, Глаша тихо охнула и сев рядом, обняла Асю.
— Плачь! Плакать надо! Не смей все в себе держать, плохо будет!
И слезы пришли. Ася ревела так, как никогда не плакала до этого. Она чувствовала, как стала насквозь мокрой под ее щекой ночная рубашка Глаши, как тихонько вздрагивают ее руки и понимала, что та тоже плачет, хотя до этого всегда старалась прятать свои эмоции от «детей».
Через какое-то время обе спохватились и почти одновременно разомкнули объятья:
— Алиса!
Детский сон был сладок и крепок настолько, что девочка ничего не слышала. Дождавшись, пока она проснется, Ася тут же в комнате накормила ее, собрала и, впервые за все время, не пустив в закрытую комнату матери, увезла к Инге.
— Мне некогда! Ася! Нужно было позвонить!
— Мама! – Ася взяла мать за плечи и встряхнула ее. – Опомнись! Какие дела у тебя могут быть сейчас? Ты остаешься дома и смотришь за Алисой. Нам с Глашей нужно все устроить и ребенку там не место. Неужели ты не понимаешь?!
— Как ты со мной разговариваешь? – Инга стряхнула с себя руки дочери и оглянулась на дверь гостиной, за которой была внучка. – Можно без истерик? Сколько времени тебе надо на все это?
— Мама… — Ася с трудом вдохнула, пытаясь справиться с гневом и не разреветься снова. – Я не знаю. Мама, Риты больше нет! Ты это понимаешь?
— Да. Я тебя и в первый раз прекрасно слышала. Не глухая.
— Я приеду за Алисой, как только смогу. – Ася обернулась в дверях. – Ее больше нет, ты понимаешь?
Она вышла из материнской квартиры и, спустившись вниз, села на лавочку у подъезда. Темнота накатила внезапно, милосердно погасив серый, безжизненный свет окружающего мира. Ася очнулась от того, что кто-то легонько хлопал ее по щекам:
— Ну-ка, приходим в себя, девушка! Что это вы! Холодно на улице, замерзнете совсем. Спать лучше дома.
Мужчина держал ее за плечи, не давая снова упасть на скамейку, и пытался привести в чувство. Ася моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд и разглядеть, кто ей помог.
— Что это с вами? Похоже, что вы не пьяны. И не спали вовсе…
— Нет. Я, похоже, сознание потеряла. Спасибо вам. Сейчас я встану.
— Не стоит. Посидите еще. Я сейчас вам водички принесу.
Мужчина засуетился оглядываясь. Ася не могла понять, что он ищет, пока тот не вздохнул и, пристроив ее поудобнее на скамейке, не встал.
— Вроде выходной день, а на улице никого. Посидите здесь, я мигом. Машина моя у другого подъезда стоит.
Через минуту он вернулся и, протянув Асе бутылку минеральной воды, спросил:
— Вы здесь живете? Проводить вас?
— Нет. Здесь живет моя мама. А провожать меня не нужно. Вы и так уже мне помогли. Спасибо! Я сейчас немного посижу и поеду.
— Далеко?
— Домой. У меня сегодня очень сложный день. Мне нужно столько всего сделать, а я совершенно не представляю, за что хвататься.
— У вас что-то случилось?
Ася сама не поняла, как рассказала этому мужчине обо всем. И о Рите, и о том, что происходит. Он слушал молча, не перебивая, хотя рассказ получился сумбурным и невразумительным. А потом помог Асе подняться и осторожно, но крепко взял ее под локоть.
— Идемте. Я отвезу вас домой.
— Что вы! Не стоит.
— А это буду решать я, хорошо? Как вы сама туда доберетесь? У вас нет на это сил, я же вижу.
Мужчина не только отвез Асю домой. Весь день он был рядом с ней, помогая оформить документы и решить все вопросы, которые возникли, навалившись бесконечной чередой. Ася уже не пыталась протестовать, а лишь раз спросила:
— Откуда вы все знаете? Откуда знаете, что нужно делать?
— Мама, — коротко отозвался мужчина и Ася понимающе кивнула.
Уладив все, они вернулись вечером к Асиному дому. И уже выходя из машины, она вдруг спохватилась:
— Я даже не знаю, как вас зовут.
— Олег.
— Спасибо вам, Олег.
— Не за что. У вас очень красивое имя, Анастасия. Держитесь!
Глядя вслед отъезжающей машине, Ася подумала, что делала бы она, не появись этот человек сегодня вот так, ниоткуда, взяв на себя львиную долю тех проблем и вопросов, которые пришлось решать сегодня. Но, эти мысли быстро оставили ее, когда она поняла, что так и не забрала Алису от матери. Она помедлила минуту, размышляя, нужно ли бежать к метро сразу или стоит все-таки зайти домой, а потом пошла к подъезду, понимая, что просто не доедет никуда, так заломило виски. Решив выпить что-то от головной боли, а потом уже ехать к маме, Ася поднялась в квартиру и, открыв дверь, с удивлением услышала голос племянницы:
— И будет там королевой! Красивой и сильной! Как в твоем балете, бабушка!
— Сказка какая! Но, красивая!
Голос Инги был недовольным, и Ася поспешила в комнату.
— Наконец-то!
Мать обернулась к Асе, и та поразилась произошедшей с ней переменой. Если утром это была цветущая моложавая женщина, то сейчас все года, прожитые и с размахом вычеркнутые из жизни, были до копейки на лице Инги. Никогда не выходившая из дома без макияжа, она была не накрашена, волосы были собраны в небрежный пучок, а руки, которыми она невольно то и дело поправляла прическу, дрожали.
— Мама… А почему…
— Можно без неуместных вопросов? Алиса дома. Я поехала. Голова раскалывается!
Инга отодвинула с дороги дочь и прошла к входной двери.
— Все сделала?
— Да.
— Хорошо… Сообщи мне потом, где и когда. Я приеду.
Дверь за матерью закрылась, а Ася так и стояла в коридоре, глядя на нее и не в силах сдвинуться с места.
Спустя несколько дней Ася приехала к матери, чтобы решить вопрос с Алисой, и чуть не разругалась с ней окончательно.
— Ты ничего не понимаешь в детях, ведь своих у тебя нет. У тебя нет даже мужа, который мог бы тебя поддержать. А что, если ты заболеешь или с тобой что-то случится? С кем останется ребенок? Об этом ты, конечно, не подумала! – Инга отчитывала дочь совсем как в детстве. – Это ответственность! Неужели ты этого не понимаешь? Что ты будешь делать с девочкой? Сказки ей рассказывать?
— А хотя бы и сказки!
— Соловья баснями не кормят, дочь! Ей нужно что-то большее, чем твои сказки!
Ася, понимая, что разговор подходит к точке невозврата, встала.
— Я не прошу у тебя разрешения, мама. Я просто ставлю тебя в известность на тот случай, если ты захочешь забрать Алису.
— Я? – Инга изумилась так искренне, что Ася невольно усмехнулась. – Нет, мне хватило вас. Заботиться еще об одном ребенке у меня нет ни сил, ни желания.
— Тогда я не понимаю, почему ты против того, чтобы девочку взяла я.
— Потому, что это поставит крест на твоей собственной жизни.
— Не все, мама, думают только себе, уж прости. Кому-то приходится думать и о других. Ты права. Я не знаю, что делать с Алисой. Пока не знаю. Но, я вполне обучаема и не слишком глупа, смею надеяться. Разберемся.
— Это твой выбор. И ты должна помнить, что он не был моим, хорошо?
— Да. Это я хорошо запомню, можешь не сомневаться.
Алиса восприняла то, что Ася станет ее опекуном как должное.
— Ты – моя родная. – Ася расчесывала девочку, сидя к комнате Риты, которая теперь стала спальней для нее и Глаши. Свою комнату она отдала Алисе. — Если хочешь, я тебя удочерю.
— Тогда я буду твоей дочкой, а не маминой? – Алиса повернулась к тетке.
— По документам.
— Нет. Так я не хочу. Пусть я буду мамина, а ты моей родной и самой лучшей, хорошо?
— Хорошо!
Алиса росла любознательной и очень активной. Ей все было интересно, до всего было дело, и Ася иногда просто не успевала за девочкой.
— Расскажи мне сказку! – требовала Алиса, укладываясь вечером в кровать.
— Какую?
— Про меня!
— Про Алису в стране чудес?
— Нет, эта про другую девочку. А я хочу настоящую, про меня.
— Хорошо. Жила-была девочка. Звали ее Алиса.
— Ее мама была королевой.
— Да.
— Только жила она далеко-далеко и очень скучала по дочке.
— Именно. Будешь дальше слушать или сама расскажешь?
— Нет! – Алиса зарывалась в одеяло и лукаво поглядывала на тетку. – Лучше ты!
— Хорошо. Так вот. Девочка была совсем маленькой, когда ей пришлось тоже стать правительницей большой-пребольшой страны.
— Ух ты! Здорово! – Алиса хлопала в ладоши, а Ася, укутывала ее в одеяло и устраивала поудобнее.
— Здорово, да не очень.
— Почему?
— Потому, что девочка мало знала, еще меньше умела и от ее правления жителям этой страны было совсем невесело. То она издавала указ, что все должны есть только конфеты. Потому, что где еще найдешь счастливее людей, чем те, которым разрешили есть сладости без ограничений? Но, уже на следующий день у всех людей в королевстве разболелись животы и зубы. А помочь им было некому, потому, что все доктора в стране тоже послушались королевского указа и наелись конфет.
— Зря она так.
— Ага! А в следующий раз принцесса приказала всем танцевать весь день напролет. Это же здорово! Ей самой танцевать очень нравилось. А вот ее подданным понравилось не слишком.
— Почему?
— Да потому, что на следующий день в пекарнях не оказалось хлеба, ведь булочники танцевали. А автобусы и трамваи остановились, потому, что водители так наплясались накануне, что сил на работу у них совсем не осталось. Да и остальным жителям этого королевства было не легче. Детишки отказались идти в школу и плакали, потому, что у них болели ножки. И им было вовсе не так весело, как накануне.
— Ой!
— Вот тебе и ой. Принцесса долго думала после этого случая, а потом позвала к себе самых старых и мудрых людей королевства.
— Зачем?
— Чтобы спросить у них, как же сделать так, чтобы все жители в ее стране были счастливы, но у них ничего не болело. Мудрые люди долго-долго совещались, а потом сказали принцессе: «Мы знаем, что вы хотите быть хорошей правительницей, но для этого вам нужно сделать одну очень важную вещь, без которой ничего не получится».
— Какую? – Алиса вылезла из-под одеяла и села, во все глаза глядя на тетку.
— Они сказали принцессе, что ей обязательно нужно учиться. Много-много и очень хорошо. Только тогда она будет точно знать, что ей нужно делать.
— А разве это не скучно? – Алиса почесала нос, раздумывая.
— Конечно, нет! – Ася снова уложила девочку. – Столько всего нужно было узнать интересного! Почему слоны не летают и почему вода течет. Почему дождь идет и ветер дует. Почему люди иногда ведут себя странно или не слушают друг друга. И тогда получаются обиды и войны. Ей все-все это нужно было узнать, чтобы сделать свою страну счастливой.
— И у нее получилось?
— А как же! Конечно!
— А у меня получится? – Алиса зевнула и внимательно посмотрела на тетку.
— А сама как думаешь?
— Если учиться буду, то выйдет, наверное.
— Точно выйдет! Обещаю тебе! – Ася погасила свет в комнате.
— Подожди. – Алиса приподнялась, отыскивая в полумраке Асю.
— Что, родная?
— А это ведь не конец сказки?
— Нет, солнышко. Конечно, не конец. Это только ее начало.
Ася расскажет Алисе еще не одну сказку. И про все сказочное королевство, и про прекрасного принца, которого встретит принцесса, и про их детей, что будут очень разными, но станут самыми лучшими для своих родителей.
И, когда Алискин старший сын займет первое место на Олимпиаде, Ася будет кричать так, что у Глаши заложит уши и она оглохнет почти на неделю. А Олег будет смеяться над этими женщинами, которые станцуют какой-то странный, ни на что непохожий танец. А потом будут теребить его, вопя во все горло от восторга и забыв, что на дворе почти ночь:
— Кто говорил, что в сказки верить ни к чему?! А?!
— Не я! Не было такого! – Олег будет в шутку отбиваться от этих сумасшедших и ворчать, что завтра смотрины у внучки, а он даже не сможет увидеть ее, потому, что до утра просто не доживет такими темпами.
И на следующий день Ася впервые возьмет на руки дочь младшего Алискиного сына. И, когда девочка закряхтит, просыпаясь, и откроет глаза, Ася замрет на секунду, а потом счастливо охнет, зовя к себе Глашу:
— Смотри! У нее Риткины глаза! Такие же черешни как у бабушки!
И Глаша близоруко прищурится, а потом серьезно кивнет:
— Ее!
И обе отмахнутся от фырканья Инги, которая будет сидеть в сторонке, такая же тонкая, воздушная и прекрасная, как всегда:
— Не выдумывайте! Ребенок как ребенок! На себя похожа!
И Алиса, поставив на стол блюдо с такими же крошечными пирожками, как пекла когда-то Глаша, обнимет Асю, и спросит:
— А хорошая сказка у нас получилась, Асенька? Правда?
Автор: Lara’s Stories
