Июньский вечер плавно перетекал в ночь, заливая темной краской, подсвеченной луной, звездами на небе и светящимся окнами домиков. Улица словно «перекликалась» собачьим лаем, изредка мычанием коров, стрекотом кузнечиков.
В доме Дужкиных свет горел во всех комнатах, кроме крохотной спальни, куда отправили спать любопытного четырнадцатилетнего Вовку. – А я говорю, иди спать, завтра рано подниму, пойдешь в огород траву дергать. – Клавдия сложила натруженные руки на коленях, так и не сняв передник.
— Ага, опять трава, у меня, между прочим, законные каникулы.
— Ну, ты законы мне тут не приплетай, набегаешься еще на каникулах.
— Иди, внучек, иди, поздно уже, — Анна Егоровна ласковым голосом сгладила резкость дочери по отношению к Вовке.
— Да пойду я, пойду, только почему Настька плачет и ничего не говорит. – Настька, скажи, кто обидел, я им все окна порасшибаю.
— Я те «порасшибаю», не хватало нам еще участкового тут, — Клавдия встала и, махнув полотенцем на сына, отправила в спальню, плотно прикрыв дверь.
Настя скомкала в руках платочек, давно ставший от слез влажным.
— Ну, хватит слезы лить, а то голова болеть будет. Лучше скажи, где его найти аспиранта этого.
— В область уехал, живет там, потом в Москву поедет, — всхлипывая, сказала девушка. Ее светлые волосы были подвязаны голубой косынкой, простое платье в цветочек плотно обхватывало фигурку.
— Жаловаться надо на спирата энтого, — решительно заявила Анна Егоровна, — коль виноват, нехай женится.
— Аспиранта, бабушка, — поправила Настя.
Егоровна горестно махнула рукой, сделав вид, что все равно, как называть виновника слез внучки. – Клава, вези ее, пока не поздно, в город, там усе сделают, будет девка, как новая.
— Как я ее повезу? Не посадишь же, как котенка в котомку. Упирается. Не хочу, говорит, рожать буду.
— Ой, батюшки, рожать она будет! А дальше-то как жить? Вон уже нынче люди пальцем тыкают, шепчутся: «девка Дужкиных» в подоле принесет… а далее, чего будет… заклюют. А замуж кто возьмет?
— Не хочу я замуж. И вообще ничего не хочу, — Настя снова расплакалась.
— Ну не реви, и так как тень ходишь, изведешь себя, свалишься еще… не враги же мы тебе. Бабушка дело говорит. Раз уж аспирант твой «лыжи наладил», жениться не собирается, значит поедем к доктору. Или может, найдем беглеца, да к стенке припрем?
— Нет, мама, нет, он денег предлагал, чтобы от ребенка избавиться, так и сказал: «Ты вроде умная девушка, все понимаешь, не порти себе будущее. А уж я точно карьеру себе портить не собираюсь, у меня большой научный потенциал, меня светлое будущее ждет.
-Ох, Настя, чем ты думала, когда с приезжим гуляла? Он же временный тут был, по работе приехал.
— Деньги?! И где они? – Анна Егоровна впервые услышала о деньгах.
— Я не взяла! Зачем? Я ребенка оставлю.
— От же глупа, как пробка! Разве же тебе деньги не нужны?
— Настя, последний раз спрашиваю: поедем к доктору?
— Нет, не поеду. Только если на учет вставать.
— Ну и все, хватит сидеть, устала, сил нет, — Клавдия встала, сняла фартук. – Чего сидеть? Спать пойдем! Мам, и ты ложись, и ты, Настя, умойся и спать.
Анна Егоровна, охая и причитая о несправедливости жизни, шаркая по полу, побрела к кровати, на которой возвышались две «пухлые» подушки, укрытые ажурной накидкой.
______________________
Пробежала неделя, такая же тягостная и непонятная, как жить дальше, что людям говорить, любопытные взгляды которых «сверлили» и Настю, и Клавдию.
— Вооот, я же говорила, у Дужкиных девка еще покажет себя, — трещала в магазине Антонина, которая жила напротив Дужкиных. – А в десятом классе Настя Петю моего книжкой, вооот такой толстенной, огрела… за что? Подумала, будто Петя ее за мягкое место… дотронулся. Да врет же все, тихушница! Сама к Пете приставала. Вот она теперь себя и показала, в подоле принесет.
— Да что вы, теть Тоня, не наговаривайте, Настя хорошая, — заступилась продавщица Марина! И уж если на то пошло, то ваш Петя сам за ней бегал.
Антонина, не получив поддержки, замолчала.
Настя старалась на глаза людям не попадаться, а если идет кто мимо, поздоровается, опустит голову, прошмыгнет, как мышка, чтобы разговорами не цепляли.
____________________
Наступила суббота. Уже управились, сходили в баню, заперли летнюю кухню. Анна Егоровна легла спать, улегся и Вовка. Настя и Клавдия перебирали горох, оставшийся с прошлого года. – Новый уже вырос, а у нас старого еще полно, суп сварим, — тихо говорила Клавдия, стараясь отвлечься от мыслей о будущем дочери, потому как мысли эти были нерадостными. А как было бы хорошо, если бы как у людей: встретились, поженились, живут душа в душу. Вот так как она прожила с мужем, если бы не сердце прихватило ее Коленьку. Да был бы у Насти отец жив, никакой заезжий аспирант не посягнул бы на честь дочки и бросить бы не посмел.
— Ох, Настя, не до гороха мне, о тебе думаю, сегодня сама слышала, как «брошенкой» тебя назвали. Вот, мол, погулял и бросил. Да еще приезжий, как будто местных парней не хватает.
— Ну что же мне мама, делать? Куда мне убежать? И хотела бы уехать, да куда я сейчас? Поверила я ему, вот и все…
— Не надо никуда ехать, одной еще хуже. Лучше уж с нами, как-нибудь переживем, дитё из пеленок подымем, а там, может, найдется человек для тебя…
— Мам, вроде, подъехал кто-то, — Настя поднялась и подошла к окну.
— Да не светись ты, свет горит, все видно с улицы, лучше выйду, посмотрю.
— И я с тобой! – Настя кинулась к двери.
— Да стой ты, сама гляну.
Клавдия вышла в сени, открыла дверь, оказавшись на крыльце. Уже стемнело, и она включила уличный свет, освещавший крылечко. Вслушиваясь в ночные звуки, пошла к воротам.
— Добрый вечер, Клавдия Васильевна! – Мужчина, статный, в костюме и светлой рубашке стоял у ворот. Рядом – мотоцикл с люлькой.
— Добрый, — растерянно ответила Клавдия, узнав в мужчине второго секретаря райкома. – Вы к нам, Александр Федорович?
— Вот, представьте себе, к вам. Извините за позднее время, есть разговор.
— Ну, так проходите, — она пропустила неожиданного гостя, гадая, зачем пожаловало столь высокое начальство. Семья Клавдии ничем не отличалась от других, скорей была неприметной, если бы не случай с Настей.
Он остановился у летней кухни. – Клавдия Васильевна, а можно мне с вами уединенно поговорить? Да вон хоть на скамейке присядем.
— Да от чего же на скамейке, я кухню открою, правда, у нас тут все скромно, я тут молоко сепарирую вечером…
— Это ничего, я не углы приехал смотреть…
— Мам, кто там? – Настя стояла на крыльце, увидев постороннего.
— Это ко мне, дочка.
— Здравствуйте, Настя, — Александр Федорович чуть приблизился. – Узнала?
— Ой, Александр Федорович! А что случилось?
— Ровным счетом ничего. Я с Клавдией Васильевной переговорю, ты не беспокойся.
— Иди, доча, спать, я скоро, — сказала Клавдия, ведя гостя в кухню.
Включила свет, неяркий, скорей тусклый, и пожалела, что не заменила лампочку. В глаза бросился местами облезлый деревянный пол. «Давно надо было покрасить», — с досадой думала она, стесняясь скромного помещения.
Они сели за стол, накрытый старенькой клеенкой; у окна стоял разобранный сепаратор, который Настя всегда мыла с вечера, не оставляя на утро.
— Стула тут нет, только табуретки, — извиняющимся голосом сказала хозяйка.
— Не беспокойтесь, это не важно. И не волнуйтесь.
— Как же не волноваться, такие люди к нам, — Клавдия присела чуть поодаль.
Гость рассмеялся: — Да какие люди, я такой же человек как все, только при должности. Отличаюсь лишь тем, что ответственности больше.
Александр Федорович работал в райисполкоме, двухэтажное светлое здание которого стояло в центре райцентра. Занимал он должность заместителя председателя райисполкома. Весной в отдел кадром приняли Настю. Клавдия вспомнила, как радовалась хорошему месту работы дочери. «Ты умная, образованная, будешь на чистой работе; во все вникай, ошибок не допускай».
И вот теперь столь неожиданный визит застал Клавдию врасплох, вызвав множество догадок. «Это он про дочку приехал говорить, дошли и до него слухи, будет про моральный облик рассуждать…. Вот и конец Настиной работе, таких не держат. Хотя в ее положении уволить не имеют права, разве что пожурят. Только непонятно, зачем так поздно приехал, почти ночью, словно прячется от людей».
***
— Вижу, смутил я вас своим визитом, Клавдия Васильевна, — Александр Федорович расстегнул ворот рубашки, словно было жарко, — томить не буду, сразу скажу, пришел к вам из-за Насти.
— Ой, да что же такое случилось? В чем Настя-то виновата?
художник Екатерина Тютина-Зайкова
— Да почему же «виновата», совершенно никакой вины нет. Я пришел как родитель, вы вот мать, а я отец, и тоже пекусь о своем сыне. Но сначала вот что скажу: о Настином положении знаю, контора слухами полнится, как говорится. Сплетни не собираю, не подумайте, так получилось, что знаю всё. Дочка у вас, Клавдия Васильевна, хорошая. Я ее сразу заметил: старательная, спокойная, толковая, одним словом, приятная девушка, даже подумалось: сыну бы моему такую жену. Но не знал, не мог знать, что встречается она с командировочным. Он парень видный, умный, много добьется, вот только какими путями, еще неизвестно. Я даже Насте предлагал найти его в городе, есть ведь данные, а она отказалась. Наотрез отказалась.
— Как? Вы помощь предлагали? – Клавдия слышала об этом первый раз. – И что же она, глупенькая, отказалась?
— Она не глупенькая, Настя все поняла: не вернется Вадим сюда, хоть на аркане его тяни. И с собой не заберет девушку, потому и отказалась. Непорядочно он поступил.
— Все равно спасибо вам, Александр Федорович, за заботу, что не остались в стороне от нашей беды…
— Да разве ребенок – это беда? Это радость. – Он придвинулся ближе к столу. – Я ведь мужа вашего знал, по молодости на лесозаготовках вместе работали. Фамилии наши в газете напечатали тогда: Дужкин Николай и Куприянов Александр – передовики производства. Потом я по партийной линии пошел. Но мужа вашего помню, хороший человек был…
Клавдия слушала каждое слово Купрянова, ожидая, наконец, развязку того, зачем же он пожаловал. А тот, словно почувствовав, ее нетерпение, стал говорить быстро, стараясь передать суть вопроса.
— В общем, Клавдия Васильевна, пришел я сказать, что сын у меня. Да вы, наверное, слышали, Андрей Куприянов. Славный парень вырос, в техникум поступил до армии еще. Отслужил, надо было доучиться, а он бросил учебу. Девчонка, видите ли, не дождалась, там, в городе, девушка у него была. «Расклеился», затосковал… а мы с женой упустили этот момент, работа все… С компанией в городе поехали кататься на чужой машине, разбили транспорт вдрызг, сами хоть живы остались. Залезли в магазин… в общем, грабеж, дали три года всей компании. Два года отсидел, вышел. Сейчас дома, работает.
— Да-ааа, Александр Федорович, у всех свои беды, за детьми догляд нужен, ой как нужен, — Клавдия качала головой, сочувствуя Куприянову.
— Я когда вашу Настю увидел, подумал, такую бы жену сыну, чтобы ни в какие компании не тянуло. И вот я здесь, у вас. Приехал поговорить… только прошу, не отказывайтесь, подумайте, прошу вас, подумайте. В общем, предлагаю поженить наших детей…
Клавдия отшатнулась. – Александр Федорович, миленький, да ведь Настя в положении.
— Да ведь я знаю, меня это не смущает. Объяснить хочу, почему я к вам приехал с таким предложением. Андрей сейчас, как потерянный, не знает куда кинуться. А будет семья, да еще ребенок, тогда есть, чем заняться. Работай, семью корми, к лучшему стремись, о будущем думай, ерундой заниматься некогда.
— Так разве девушек нет? Уж в вашу семью любая пойдет, ребеночка родит.
— Да не нужна любая. Андрей уже и так обжегся. Перед судимостью еще одна девушка появилась у него, понятное дело, ждать не стала, опять же разочарование. А тут недавно видел его в компании одной девицы… сразу понял, эта до добра не доведет. В общем, скажу вам прямо: вашей Насте надо мужа, отца ребенку, законный брак нужен, а моему Андрею надо семью, ответственность, чтобы напрочь охотку отбило шляться с компаниями.
— Ну, уж вы извините, Александр Федорович, но боюсь я за дочку, сына вашего совсем не знаю. Не знаю, как вам сказать…
— Я понял вас, Клавдия Васильевна, боитесь, что судим был. Хочу развеять ваши опасения. Андрей нормальный парень, только не везет ему в самом начале жизненного пути. Может и моя вина тут, не досмотрел. Хотел его спасти, выкрутить после кражи, да позвонили мне из области и сказали: «Только сунешься, партбилет на стол». А без партбилета, сами знаете, все пути закрыты, и сыну бы не помог, и репутацию бы запятнал, как потом людям в глаза смотреть. Так что без обиняков говорю: ваша дочь и мой сын нужны друг другу. И не бойтесь, Настю не обидит. Станет законной женой, квартиру однокомнатную отец мой оставит им, а самого к себе заберем. Мешать никто не станет, но контролировать буду. И ребенка, само собой, на Андрея запишем, приму как внука.
Куприянов замолчал на минуту.
— Ну а если не поживется, Настя всегда сможет уйти. Но думаю, не ошибаюсь я, должно сложиться. Я ведь за годы работы разных людей видел, только взгляну, сразу считываю, что это за человек.
— Нет, Александр Федорович, невозможно это, не дети ведь они малые… это надо, чтобы понравились друг другу, да я даже сказать не знаю как, невозможно это. Да и ваш сын захочет ли в жены девушку, у которой ребенок от другого будет…
— А вот для этого разговора мы с вами и нужны. Вы с Настей переговорите, а я с сыном буду разговаривать. Тут главное, подтолкнуть, а дальше сами решат. Ну и посоветовать, конечно.
— А как же любовь? Должна же быть любовь меж ними.
— А любовь… она не всегда сразу приходит, торопиться не надо.
— Ну а супруга ваша, что думает, неужели и она согласна?
Куприянов улыбнулся. – Вот ведь женщины, догадливые какие. Признаюсь, Тамара не сразу приняла мое предложение, а потом поняла. Так что мы с женой заодно, она здраво рассуждает.
— Ой, ну не знаю, так это неожиданно от вас.
— А вы не отказывайтесь сразу, поговорите с Настей, на то вы и мать. Рассказывать о моем визите более никому не нужно, я под покровом ночи к вам приехал не на служебной машине и не на личной, а на отцовском старом мотоцикле. И не от того, что боюсь себя перед людьми раскрыть, а от того, что не хочу тень на вашу семью бросать, чтобы раньше времени пересудов не было. Ну, так что, Клавдия Васильевна, переговорите с дочерью? И кстати, вот фотография Андрея, взгляните.
Клавдия взяла фотокарточку, с которой на нее смотрел улыбчивый парень в бежевой куртке, темные волосы коротко подстрижены.
— Поговорю я, только сразу скажу: не верится мне, что дочка пойдет замуж за вашего сына. Да и Андрей ваш, наверняка, откажется.
— Ну, это мы еще посмотрим, Андрея я на себя беру. А верить надо. В хорошее всегда надо верить. – Он поднялся, аккуратно поставил табурет на место. – Поеду я, и так много времени у вас отнял.
— Что же это я, даже чаем не напоила, — хватилась хозяйка, — растерялась, ну правда, растерялась.
Он взял ее за руку: — Не надо чая, дорогая Клавдия Васильевна, отдыхайте. А завтра все же поговорите с дочкой. Время-то идет, чем раньше поженятся, тем естественнее все, будут думать, что это ребенок Андрея. А там, глядишь, еще дети будут.
Клавдия, совершенно растерянная, пошла провожать гостя, а в голове так и стучало: «поженятся».
«Вот как получается, еще сегодня днем дочка брошенкой была, а теперь замуж зовут, — подумала Клавдия, возвращаясь в дом. – Хотя, никто еще не зовет, не может такого быть, чтобы сын послушался отца и жену по родительской указке выбрал. Да и сидел сын-то, как же мне за него Настю отдать».
— Мам, ты чего так долго? О чем говорили? Зачем приезжал Александр Федорович? – Настя не спала и поджидала мать в зале на маленьком диванчике, поджав под себя ноги.
— У тебя вопросы как горох сыплются, иди спать, завтра расскажу.
— Да ты что, мам, я до завтра не дотерплю, скажи сейчас. – Настя говорила шепотом, чтобы не разбудить брата и бабушку.
— Поздно уже, иди к себе, завтра поговорим.
— Да не могу я до завтра, я же чувствую, что про меня разговор был. Жаловались что ли на меня? Может, из-за того, что ребенок будет?
— Ну, будет. И что? Из-за этого жаловаться? Не неси чепухи, ложись спать. – Клавдия, раздевшись, легла на кровать, уставшее за день тело почувствовало, наконец, отдых. Настя соскочила с дивана и юркнула к матери под бок.
— Куда ты? Не маленькая ведь уже, кобылка. – Клавдия рассмеялась и попыталась вытолкнуть Настю.
– Мам, не усну, пока не скажешь, зачем приезжал Александр Федорович. Я ведь знаю, он такой человек, без дела не будет по домам разъезжать.
— Тише ты, разбудишь всех, неугомонная. Ладно, лежи тихо, расскажу, а то ведь не отстанешь.
Клавдия шепотом рассказала о причине приезда Куприянова. Настя прижалась к ней, затаив дыхание и еще до конца не веря, что речь идет о ней. – Так и сказал?
— Так и сказал, передаю тебе слово в слово. Ну а теперь ты скажи, что думаешь? Видела хоть раз сына его?
— Как-то видела, года два назад, но даже толком не помню. В общем, не знаю я его. А Александра Федоровича хорошо знаю, его очень уважают у нас.
— Как не уважать такого человека, сколько добра людям делает, золотой человек. Он уж давно бы председателем райисполкома был, да из-за беды с сыном все в замах ходит.
Дверь в зал открылась, на пороге появилась Анна Егоровна в накинутом на плечи огромном платке. – Вы чегой-то девчата, не спите? – Она частенько называла дочку и внучку девчатами. – На часы взглянить, полуночники.
— Мам, да спим мы, и ты ложись.
— Ляжешь тут, весь сон разогнали. – Она прошла к диванчику, присела, сложив сухонькие руки на коленях. – Ну, рассказывайте, шептуньи, какие мысли вашим головушкам спать не дают.
— Мам, давай завтра, поздно уже.
— Так вы ж меня разбудили, не могу до завтра, говорите уж, чего шепчетесь, чего надумали.
— Да ничего мы не надумали еще, только обсуждаем.
— И вроде как мотоцикл стрекотал, или мне приснилось. Нет, точно стрекотал. Клавка, говори, кто был?
Клавдия вздохнула, приподнялась. – Ладно, скажу, только ты не поверишь: Настю нашу сватать приезжали.
Егоровна махнула рукой: — Да ну, не шути так.
— Ну вот, я же говорила: не поверишь.
— Внучка, неужто, правда?
— Правда, бабуля.
— И кто же это был? Неужто, спирант энтот?
— Нет, не он. Этот не приедет. – Клавдия села на кровати, касаясь босыми ногами пола. – Приезжал Александр Федорович Куприянов, это который в райисполкоме, где Настя работает.
— Так он же старый для Насти!
— Так он и не сватался, у него жена есть. Он предлагает сына Андрея познакомить с Настей. Только загвоздка одна есть: сын Куприянова за кражу сидел. Но сейчас вроде остепенился, работает, вот и хочет отец женить его, чтобы серьезно семьей жил, обещал ребенка Настиного как родного принять.
— Батюшки! А как разбойничать станет? Куда нашей Настьке деваться?
— Бабушка, да не причитай ты! Никто за него замуж не собирается, я его знать не знаю.
Егоровна замолчала, закашлялась. – А ежели он путный парень? Родитель-то у него в почете, весь район знает. И такой человек важный к нам приехал.
— Бабушка, быстро же ты мнение поменяла, — упрекнула внучка, — сейчас не прошлый век, чтобы замуж по старинке выходить.
— И-иии, милая, да в старину случаи разные были…
На пороге появился сонный Вовка. – А вы чего не спите? – Удивленно спросил он, застав в одной комнате бабушку, мать и сестру.
— Спим уже, и ты, сынок, ложись, — ответила Клавдия.
— Ну, я же слышу, разговариваете. Чего случилось-то? Опять что ли Настька плачет?
— Не плачу я, иди к себе, нечего наши разговоры подслушивать.
— Я не подслушиваю, это вы громко тут разговариваете, — Вовка обидчиво отвернулся, — устал я тут с вами, с бабами, ни одного мужика в доме.
— Чего-ооо? Я тебе покажу «с бабами»! Ты как разговариваешь? – Возмутилась Клавдия. – Сейчас встану.
— Да ладно, ухожу, — мальчишка прикрыл двери. Егоровна и Настя тихо рассмеялись.
— Вот я помню, мама моя рассказывала, — продолжила Анна Егоровна, — жил у них в селе кузнец, а у него пять дочек, переживали они с женой, как их всех замуж поотдавать. И решили сами женихов найти. Вот заедет к нему в кузню человек какой, он выпытает, что без жены человек этот, не жадный, да и лицом пригож… и давай одну из дочек расхваливать, глядишь и заедет этот человек к ним домой. Так они всех дочерей и выдали замуж. И все пять дочек уж так хорошо жили, уж так хорошо…
Егоровна говорила все медленнее и тише, а Клавдия с Настей притихли, прислушиваясь к монотонному голосу бабушки. Вскоре обе засопели, провалившись в сон. Егоровна прилегла на диванчик, продолжа
я бормотать себе под нос очередную историю про замужество, и вскоре тоже уснула.
За окном шелестела листвой березка, над домом струился лунный свет, было тихо и по-летнему тепло. И не хватало этому дому только счастья. Хотя, кто знает, может оно у них уже есть, да только они не догадываются.
***
— Насть, а Насть, чего Александру Федоровичу сказать? Будем знакомиться с Андреем? Ждет ведь человек ответа; поди, уже и с сыном разговор был. Вот интересно, что этот парень сказал ему.
— Нет, мам, не буду знакомиться, какое знакомство, если живот уже скоро видно будет. Да и что я ему скажу…
— Ну, смотри сама, только вот перед Александром Федоровичем неловко.
— Это правда: неловко будет, я же там работаю, даже не знаю, как быть…
— Так может уважить человека, ну то есть Александра Федоровича, согласиться на знакомство с сыном, а потом извинишься, скажешь, что разные вы, не подходите друг другу.
Настя ухватилась за это предложение. – Ну да, соглашусь, хотя бы из уважения, а там сын его и сам откажется.
— Ну, все, Настя, иди в холодок, жарко уже, не надо тебе надсажаться, вредно это. – Клавдия орудовала тяпкой, стоя между грядками. – И Володьку позови, пусть траву соберет.
— Хорошо, мам.
— Девчата, идить обедать, — Егоровна, выглядывая через калитку, махала худощавой рукой. – Клавка, а платок кто надевать будет? Чего простоволосая в огород поперлась, голову напечет.
Клавдия сняла с шеи ситцевый платок и накинула на светлые волосы, с оттенком цвета пшеницы. – Ты, мама, все заметишь, я его только что сняла, парко тут.
— Ну, так и идить уже, хватит жариться на солнце.
— Настя пусть идет, а я вот эту грядочку дойду и приду.
___________________
Александр Федорович уже почти час разговаривал с сыном. Андрей Куприянов сидел за столом, слегка ссутулившись.
— Плечи-то выпрями, не сутулься, не мешки же таскаешь, — сделал замечание отец.
— У меня мысли тяжелые, вот и давят на меня, сгибаюсь под их грузом.
— Отчего же они тяжелые? Ты еще и жить не начинал, а уже во взгляде тоска, вечерами на гитаре грустные песни трынькаешь… Эх, Андрей, дело тебе говорю, зря упираешься.
— Ну, сам посуди, — Андрей с недоумением посмотрел на отца, — что я скажу этой девушке? Что ты приказал на ней жениться? К тому же она, как ты говоришь, в положении… чужой ребенок значит. Мама-то что скажет? Она вообще знает о твоем плане?
— Знаю! – Дверь в кухню распахнулась и Тамара, статная, с безупречно уложенными темными волосами, вошла и присела напротив сына. – Знаю, сынок. И папе твоему верю, плохого не пожелает. Да и не приказывает он, а предлагает, это разные вещи. Я так считаю: ничего предосудительного в этом нет. Зайдешь в контору, заглянешь в отдел кадров, поздороваешься, повод придумаешь заговорить.
— А если она мне не понравится?
— Так это с первого взгляда понятно будет. А если… ну хоть… что-то в душе отзовется, еще раз поговори, любовь, порой, не всегда с первого взгляда.
— Вас с отцом послушаешь, так вы вообще в любовь не верите, — усмехнулся Андрей.
— А почему тогда мы столько лет вместе? – Спросил Куприянов. – Наша с Тамарой жизнь по-твоему не любовь что ли? – Александр Федорович отошел от окна и присел рядом с женой. – Понимаю тебя. Как говорила моя матушка: «каждый норовит не надкушенное яблочко схватить». Только она вот еще что говорила: «да бывают еще яблочки с червоточинкой, с виду вроде целое, румяное, а внутри никуда не годное». Так вот, Андрей, твоя прошлая любовь с червоточинкой была. Разве ты не понял?
— Ладно, раз вы так хотите… когда зайти?
— Сынок, ты так говоришь, как будто тебя насильно женить хотят, — сказала Тамара, — тебе всего лишь предлагают с девушкой познакомиться.
— Вот именно, — поддержал отец, — может она и сама не захочет с тобой общаться, не смотри, что беременная, а гордость у нее есть. Такое тоже может быть.
— Саша, не надо так говорить, — Тамаре стало обидно за сына. – Андрей у нас видный, умный, наверняка, понравится.
— Только у меня одно условие, — сказал Андрей, глядя то на мать, то на отца.
— Какое? – В голос спросили родители.
— Вы не вмешиваетесь. Вообще ни во что не вмешиваетесь.
— Хорошо, — Куприянов поднял руки, готовый на любые условия сына.
— Нет, ну хотя бы поставить нас в известность, как встреча прошла, — предложила Тамара.
— Не поставлю. Хотите, чтобы познакомился, забудьте вообще.
— Мы согласны, — Александр Федорович дотронулся до руки жены, подав сигнал, чтобы не ставила встречных условий. – Действуй, сынок! Мы – Куприяновы. Дед твой всю войну прошел, с победой вернулся, я с простых работяг начинал, кое-чего добился в жизни. И ты добьешься, перевернем горькую страницу твоей биографии и начнем жить по-новому…
— Пааап, ну хватит, ты же не на броневике, как Ленин, хватит речь двигать.
— Согласен! Давайте лучше обедать, когда еще вот так втроем придется поесть, я же на работе допоздна.
____________________
Июньское солнце к обеду стало жгучим настолько, что лучше сидеть где-нибудь в тени. Конторские успели уйти, а кто-то уехать, на обед. Часть работников моталась по предприятиям, чаще по полям.
Андрей, потрогав волосы, ощутил, насколько хорошо они отрасли и остался доволен. Еще раз поправил ворот светлой рубашки и продолжал стоять у входа в здание, спрятавшись в тени могучего тополя. Надо было всего лишь войти и сделать несколько шагов до отдела кадров. А он стоял на одном месте. Не то, чтобы боялся… нет, он просто сомневался, надо ли это все. Потом вспомнил родителей, их переживания… и сделал шаг по направлению к крыльцу.
Светленькая девчонка вышла из здания, остановилась, ощутив горячие лучи солнца, осторожно спустилась по ступеням крыльца и на последней ступеньке ухватилась за перила, покачиваясь.
Андрею показалось, что девушка была нетрезвой, по крайней мере, так выглядело со стороны. Но он понимал, что этого не может быть. Он в два прыжка оказался рядом.
— Стоп! Не падать! Держись за меня. На меня смотри. Голова кружится?
— Кружится, мне лучше обратно, — она показала на дверь.
Он обхватил ее за талию крепко, не дав ни единого шанса упасть. – Давай я тебя на руки возьму, чтобы в обморок не упала.
— Не надо, мне уже лучше, я сама.
— Вот зайдем в контору, тогда будешь сама, а сейчас я тебя поведу.
Внутри было не жарко, но душно. – Скорую вызвать?
— Да вроде лучше, мне бы до кабинета дойти.
Андрей подал руку и пошел рядом с девушкой. Остановились у отдела кадров. – Тебе сюда что ли?
— Ага, я тут работаю.
— Так нет ведь в кабинете никого. Потеряешь сознание, кто тебе поможет?
— Она села на рабочее место, достала платочек и стала обмахиваться им.
— Ну, вот что, или скорую вызываю, или машину ловлю и едем в больницу.
— Да, мне надо в больницу, надо, я чувствую.
— Подожди, Настя, минут пять, я сейчас, только транспорт достану.
И только теперь девушка обратила внимание на парня. – Вы меня знаете?
— Сразу понял, что ты Настя. Я Андрей Куприянов.
Настю стало мутить, она зажала рот рукой.
— Ну вот, только познакомились, а тебя уже от меня тошнит, он поднес ведро. – Не стесняйся, давай смелее.
Минут через пять девушке стало лучше. Совсем не так она представляла эту встречу, да и Андрей, сидевший напротив, тоже не готов был к иному повороту событий.
— Спасибо, не дали упасть, представляю, увидел бы кто, как я на крыльце валяюсь, — она впервые улыбнулась.
— Ну и что, всяко бывает. В больницу-то поедем или как?
— Я вообще на обед собиралась, но теперь вообще ничего не хочу, лучше посижу тут.
Он взял стул, поставил ближе к столу Насти и присел. – Ну, тогда я тоже тут посижу, покараулю тебя.
— Вы знаете, а я вас вспомнила. Лет пять назад на районных соревнованиях вы заняли второе место в эстафете.
— Ну да, что-то было такое, командой тогда выступали. Кстати, почему на «вы»? Давай уж на «ты». Я как понимаю, тебя тоже обязали со мной познакомиться?
— Никто не обязывал, я сама так решила, — она смутилась, — ну просто не стала отказываться.
Андрей понял, что сказал лишнее. – Да-да, так и есть, я тоже сам решил, хотя, если честно, то если бы не отец, то вообще бы не знал о твоем существовании. – Он поднялся. – Слушай, давай хоть яблоко тебе куплю, сбегаю через дорогу, здесь рядом, должна же ты что-то есть.
— Правда, не хочется. Не очень себя чувствую.
— Что-то болит? Как ты работать-то будешь, ты же на грани обморока. Все-таки отвезу я тебя в больницу.
Настя взглянула умоляюще.
— И не проси, не оставлю. Сейчас машина будет.
Он выскочил из кабинета. Улица, как назло оказалась пустынной. Проехал мотоциклист, потом мальчишка на велосипеде. УАЗик инструктора подъехал неожиданно, Андрей не сразу понял, что едет прямо к конторе.
Через десять минут Настя уже была в больнице. Она забыла про своего сопровождающего, успела лишь сказать «спасибо» водителю и не заметила, как Андрей исчез.
— Ничего страшного нет, но на процедуры ходить обязательно. Завтра с восьми до десяти на уколы. А сейчас полежи на кушетке, потом домой. Справку пока напишу. – Доктор Зинаида Ивановна ушла за справкой, и Настя вспомнила про Андрея, сожалея, что забыла про него и не успела сказать спасибо.
— Эй, болящая, как чувствуешь себя? – Она услышала голос позади, привстала и увидела в открытом окне любопытный взгляд своего спасителя. – Чего молчишь? Все хорошо?
— Ух, а я думала ты уехал! Спасибо тебе!
— Не стоит. Домой проводить?
— Обед давно кончился, тебе, наверное, на работу.
— Я уже там был. Отпросился. Клятвенно заверил, что спасаю человека…
— Смеешься?
— Нисколько. Правда, причину другую назвал. В общем, готов помочь.
— Ладно, помоги, — решительно сказала Настя.
Они шли по тротуару, стараясь держаться тенистых мест.
— Завтра дождь обещают, легче будет. Ты чего на расстоянии от меня держишься? Боишься что ли? Не бойся, я не бандит с большой дороги. А то, что в прошлом, так это… ну случилось так, уже не исправишь.
— Да ты что? С чего решил, что я боюсь? Даже в мыслях не было. Я же не боялась, когда ты меня к кабинету под руку вел.
— Ну, кто знает, то к кабинету, а то на улице.
— Какая разница? Сказала, же не боюсь.
— А раньше боялась? Когда еще не видела меня – боялась?
Они остановились неподалеку от дома Насти: — Ну как тебе сказать, наверное, немного. Ты не подумай, это от того, что не знаешь человека.
— Согласен, так бывает.
— Ну вот, здесь я живу, от работы недалеко, да и больница почти рядом.
— Ну, давай до ворот доведу, раз уж взялся сопровождать.
Они подошли к калитке и уже попрощались легко и по-дружески, как из-за забора показалась белобрысая голова Вовки. – Настя, а ты уже с работы? Так рано?
— Так получилось.
— А кто это с тобой?
— Здорово! – Андрей протянул руку, Вовка в ответ скрылся за забором и вышел через калитку, тоже протянув руку.
— Вот это я понимаю, — сказал мальчишка, — а то у нас одни женщины, никакого сладу с ними нет («никакого сладу нет» — это Вовка от бабушки нахватался).
— Чего придумываешь? Андрей, не слушай его, любит он у нас фантазировать.
Андрей рассмеялся. – Как тебя зовут?
— Владимир Николаевич, — ответил Вовка, насупившись и придав выражению лица строгий вид. – Замаялся я с ними. Бабуля десять раз на дню спрашивает: «обедал ли внучек»? Настька хнычет втихую, впечатлительная она у нас… А мамка ну никак без меня не обходится, как в огород, так меня тянет…
Андрей, едва сдерживал смех, слушая мальчишку. – Ну, ты, брат, даешь, настоящий начальник.
— Эт кто тут? – В открытой калитке появилась Анна Егоровна, ситцевый платок повязан назад, и как всегда в любимом цветастом фартуке. – Она увидела смущенную Настю, и стала разглядывать Андрея.
— Бабушка, это… — Настя замялась, не зная, как сказать, кто рядом с ней.
— Это Андрей, мы уже познакомились, — выпалил Вовка, — он с Настей пришел.
— Настена, а чего так рано с работы? Случилось чего?
— Отпросилась я.
— Зачем отпросилась? Ты часом не заболела?
— Совсем немного, мне уже лучше, Андрей проводил, вот я дома.
— Ну ладно, я пойду, пора мне. – Парень отошел на шаг, собираясь уходить.
— Да куда ты, мил человек? Может чайку?
— Да что вы, жарко.
— Ну, тогда кваску, у меня и окрошечка готова. Внучка, чего парня держишь, веди в кухню.
— Да она у нас вообще несмелая, — вставил свои «пять копеек» Вовка.
— Спасибо! Мне бы только воды прохладной, а зайти… — он посмотрел на Настю, — ну может в следующий раз.
— Я счас, — Вовка помчался за ковшиком, чтобы вынести воды.
— Э-эээх, молодежь, чего его нового раза ждать, эт вам не автобус…
— Бабуля, человеку идти надо, понимаешь, — Настя умоляюще посмотрела на бабушку. – Та махнула рукой, намекая, что с вами каши не сваришь. – А ты, Андрюша заходи, коли желание будет. От желания-то много чего зависит. Ежели оно есть, ноги сами приведут. И не забудь: Анна Егоровна меня зовут.
Вовка вынес воду, и Андрей по-мужски, крупными глотками отпил колодезной воды.
— Хорошо, Анна Егоровна, я зайду.
Как только Андрей отошел, свернув в переулок, скрылись за воротами и Дужкины.
— Ну как он? Вроде пригож, глядит по-доброму, видный такой паренек-то. Слышь, Настя, чего говорю?
— Бабуля, вы мне шагу ступить не даете, человек всего лишь до дома довел, а вы с Вовкой тут как тут. И что он подумает?
— А чего я сказала? Я ничего не сказала. А поглядеть имею право, внучка же ты мне. Чегой-то ты, Настя, бледная. У дохтура была?
— Была. И завтра пойду.
— Ой, батюшки, так ты ложись, детонька, ты же занемогла.
— Эх, один мужик появился и того в дом не пустили, — удрученно сказал Вовка.
— Братец, я тебе уши как-нибудь надеру, чтобы не лез во взрослые дела, — пообещала Настя.
— Поздно уши драть, я уже большой, — хмыкнул Вовка.
Настя легла на диван, отвернувшись к стенке. – Настька, ты чего? Правда что ли заболела? – Вовка уселся рядом, положив ей руку на плечо.
— Володька, отстань от Насти, лучше холодное к синяку приложи.
— К какому синяку? – Настя повернулась и посмотрела на брата. Только сейчас заметила покраснение на щеке. – Да там почти ничего не видно. Упал что ли?
— Ага, упал, — буркнул Володька, опустив голову.
— Погоди, погоди, — девушка взяла брата за руку, — рассказывай, с кем подрался.
— Ни с кем.
— Как же ни с кем, коли с Витькой Морозовым сцепился, сам же сказал, — выдала Егоровна.
— Из-за чего? – Настя почувствовала, что драка касалась ее лично. Но брат упорно молчал.
— Не из-за чего, пусть не болтает лишнего.
— Что он сказал?
— На тебя нехорошо сказал, а я ему врезал, а он мне, — Вовка пожал плечами, — да подумаешь, сцепились немного, нормально все.
Настя все поняла. Слезы уже были на подходе, как говорила мама, хотелось разрыдаться. Жалко было и себя, и брата, и маму, и бабушку.
-Да чё ты, Настька, не хнычь, я уже не маленький, знаю, что у тебя ребенок будет.
— Настя улыбнулась. – Племянник или племянница твоя появится на свет.
— Уж лучше племянник, а то у нас в дому одни женщины.
Настя приподнялась, потрепала светлые волосы брата, волна нежности накатила на нее, хотелось обнять Вовку, сказать спасибо за то, что не смолчал обидчику, за то, что такой он хороший, хоть и слишком любопытный и непослушный иногда.
— Ну ладно, брось ты эти телячьи нежности, — Вовка увернулся. – Может тебе лучше каши принести?
— Ну, принеси, — согласилась Настя, радуясь заботе брата.
Заключительная часть уже опубликована на нашей страничке в ФБ