— Не бойся, Пончик! Все хорошо! Они сейчас немножко еще покричат и успокоятся… Наверное…
Верочка крепче прижала к себе верного друга и закрыла глаза. Она не должна бояться. Ведь уже совсем взрослая. Так бабушка Надя сказала. Раз ей уже пять лет, значит, она уже большая. Для всех она и стала большой. Даже плакать перестала, когда уколы делали. Стыдно! Только с Пончиком она могла быть, как и раньше, – маленькой. Он ее вообще всякой видел. Пончика подарила ей мама, когда Вера только родилась. Смешной, немножко косолапый медведь был ее самым лучшим другом. Ему можно было рассказать что угодно. И он не побежит, как Анька, лучшая Верочкина подружка, ябедничать воспитательнице. Молча посмотрит своими круглыми глазами и промолчит. Но, точно все поймет.
А когда страшно, вот, как сейчас, так еще и успокоит. С ним хорошо, он мягкий и родной. А мама с папой тоже родные, но, когда так кричат друг на друга, становятся совсем колючими. Вера не знала, как это объяснить, но ей казалось, что по всему дому мгновенно вырастали кусты с огромными шипами, как в сказке про Спящую Красавицу. И никто не мог подойти близко друг к другу, а кричать – все равно не докричишься. Понять, почему родители ругаются, Вера не могла. Они же взрослые, какие у них могут быть обидки? Раз взрослые – должны договариваться, искать язык… Какой, Вера не запомнила, но, что язык – точно. Так бабушка Надя говорит. Хотя, может быть у них вовсе не обидки, как у детей, а вовсе даже и обиды? Настоящие, большие? Большие обиды Верочке пока не встречались, но теперь она точно знала, что они бывают. Наверное, они очень страшные, эти обиды. Если даже обидки, которые бывали у Верочки, когда они ссорились с Анькой, такие вредные и противные, что даже мороженого потом не хочется, а хочется только плакать, то большие обиды, наверное, и того хуже.
Верочка открыла глаза и прислушалась. Кажется, все. Стало тихо, а это значит, что мама ушла плакать в ванную, а папа сидит сердитый на кухне и ей пора. Девочка встала с пола за спинкой кровати, где сидела все это время и вздохнула. Красивая у нее комната получилась. Мама долго выбирала, какого цвета будут обои и мебель, спрашивала й Верочки, чего ей хочется. Белая кроватка с розовым покрывалом, красивый шкаф, в котором поместились все-все Верочкины наряды. Полки под игрушки, которых уже было столько, что Вера даже забывала иногда, какие у нее есть. Уходить отсюда ей не хотелось. Здесь было хорошо. Почти спокойно теперь, когда стало тихо. Но, Пончик смотрел на нее, и Верочка всхлипнула:
— Знаю я все! Сейчас! Ты здесь посиди, я сама.
Пристроив медвежонка на подушке, Вера вышла из комнаты. Сначала мама. С ней всегда сложнее. Дверь в ванную была закрыта, как и всегда. Верочка легонько постучала:
— Мам?
— Что?
— Можно мне к тебе?
Дверь открылась, и Верочка увидела, что мама, как и всегда сидит на бортике ванной.
— Что ты? В туалет?
— Нет. Я к тебе. – Вера набрала воздуха побольше и шагнула за порог. Ей страшно не нравилось то, что будет сейчас. Мама будет плакать еще, прижимать ее к себе, обещать, что все будет хорошо. И Вера тоже будет плакать. И вовсе не потому, что жалко маму, а потому, что точно знает, что хорошо уже не будет. Потому, что так всегда. Хорошенького понемножку, как говорит Анька. И ведь права! Хорошо бывает всего пару дней, а потом снова вырастают те самые кусты и шипы торчат со всех сторон.
Верочка вытерла глаза и посмотрела на маму.
— А зачем?
— Что, зачем, маленькая?
— Зачем вы кричите все время? Если вы друг друга не любите, то, может, надо держаться друг от друга подальше? Так бабушка Надя говорит. Когда мы с Аней поссорились, она так мне сказала. Если подальше, то и поругаться не получится.
Ольга замерла, глядя на свою дочь. До этого дня Верочка никогда не говорила о том, что происходит в доме. Оле казалось, что их ссоры с Игорем проходят мимо ребенка. Все-таки она еще маленькая. Что может понимать?
— Верочка, ты что… Почему ты так говоришь? Я люблю папу…
— Ты обманываешь, мам.
— Вера!
— Если бы ты его любила, то не кричала бы так. Не ругалась с ним. На меня же ты не кричишь?
Ольга растерялась. Как объяснить ребенку, что отношения – штука сложная? Что крик – это не всегда ненависть… Или всегда? Такой простой вопрос – зачем? Как ей ответить?
— Надо сесть и подумать над своим поведением. Вот! – Верочка провела ладошками по щекам Ольги и стряхнула соленые капли.
— Так тоже бабушка Надя говорит? – Ольга улыбнулась сквозь слезы.
— Да! И правильно говорит. Я же с Анькой помирилась. А ругаться мы стали меньше. Только, когда она ябедничает Василисе Андреевне на меня.
— Какая ты большая стала… — Ольга прижала к себе дочку.
— Нет, мам, я еще маленькая. Если бы я была большая, — Верочка отстранилась и почему-то шепотом договорила, — я бы так не боялась.
— Чего ты боишься? – Ольга нахмурилась.
— А вдруг вы с папой покричите у следующий раз друг на друга и уйдете.
— Куда уйдем?
— Туда, где тихо. Нельзя же все время быть там, где плохо? Тебе ведь плохо, да, мам?
— Плохо… Постой! Ты хочешь сказать, что мы тебя оставим? Ты этого боишься?
— Да… — Вера все-таки разревелась. – И останется один Пончик. А если он опять потеряется? Как тогда, в такси? И я останусь совсем одна? Я спрашивала бабушку Надю, она сказала, что уже старенькая, чтобы быть мамой!
— Вера! Верочка! Остановись! Я никогда от тебя не уйду! Как я могу? Ты же мой ребенок!
— И что? Когда вы с папой так кричите, то разве вы про меня помните?
— Конечно, помним… — Ольга вдруг осеклась. А ведь ее дочь права. Ни о ком она не помнила в эти минуты. И ни о чем. Потому, что обида застилала глаза, выедала душу. Откуда только брались эти слова, что хлестали, как плетью, по самому больному. Когда она стала такой?
С Игорем они познакомились на втором курсе. Ольга летела по коридору, опаздывая на экзамен и сбила с ног долговязого, нескладного какого-то парня. Очки его разлетелись вдребезги, а она только и смогла, что охнуть. Извиняться было некогда.
— Прости! – крикнула она на ходу и в последнюю минуту влетела в аудиторию.
Экзамен тот она сдала на «отлично» и выходя из университета слегка пританцовывала. Все! Впереди лето, каникулы, долгожданное море!
Подслеповато щурившийся парень шагнул ей навстречу и улыбнулся.
— Привет, скорый поезд! Сейчас ты тоже спешишь по расписанию?
Он так и называл ее – «мой паровозик». Особенно, когда она дулась.
— Ты пыхтишь так смешно! Я даже сердиться на тебя не могу!
И все акушерки покатывались со смеху, когда он кричал на нее в родовой:
— Не пыхти, Паровозик! Тужься!
Когда он перестал ее так называть? Когда стал злиться во время ссор? Когда они вообще начали ссориться?
— Мама?
— Что, родная?
— Вам так плохо вместе? Вы обиделись?
Ольга задумчиво перебирала пальцами дочкины локоны. Кудрявая, вся в отца. Ольга, нося дочку, мечтала, чтобы у нее были отцовские кудряшки.
— Лишь бы не мои! Зачем девочке эти три пера?
— Не выдумывай! У тебя отличные волосы!
— У меня отличный парикмахер и хорошая стрижка. Представляешь, если у нее будет твоя шевелюра? И мои глаза! Мальчишки все с ума сойдут!
Все получилось так, как она и хотела. Пшеничное буйство кудрей и прозрачные, как морская вода, глазищи. Верочка будет очень красивой, когда вырастет. Да уже красивая! Ольга поймала себя на том, что улыбается. Как там мама говорила ей? Главное, выбрать правильного отца? Игорь был очень правильным отцом. Очень хорошим. Вера для него стала самым главным человеком на свете. Вот оно! Вера, а не она сама. Ольга передернула плечами. Что за глупости в голову лезут! Ревновать к собственному ребенку! Хотя… Ведь так оно и есть. Ей было до боли, до чертиков, обидно! Вера права.
Ольга вдруг вспомнила, как Игорь, приходя домой отодвигает ее, Ольгу, с порога, дежурно поцеловав:
— Где моя принцесса! Вот она! Веруня, я тебе шоколадку купил! Твою любимую!
Как наигравшись с дочерью, он включает фильм и, нацепив наушники, уходит с головой в переживания героев, не обращая внимания, как ходит рядом Ольга, укладывая спать дочку и наводя порядок.
Как в машине играет и поет песенки с Верой, совершенно не обращая внимания на то, что Ольга ему говорит. А потом переспрашивает и ей все приходится рассказывать сначала.
Как кричит на нее, когда Вера болеет.
Вот оно снова… Первый раз, когда он накричал на нее. Это было два года назад. У Веры поднялась высокая температура и Ольга почти сутки не смыкала глаз, всеми силами стараясь сбить этот страшный жар. Врач успокаивал ее, но Ольга все равно переживала. Под вечер она расплакалась от бессилья, от того, что ничем не может помочь своему ребенку. И вот тут Игорь на нее накричал:
— Что ты рыдаешь? Легче ей от этого станет? Возьми себя в руки! Что ты за мать такая?
Она тогда действительно перестала плакать. Не от того, что успокоилась, а от того, что внутри вдруг лопнула какая-то туго натянутая струна и ей стало очень страшно. Она – плохая мать… Мир вокруг как будто выцвел, стал серым. Она прижалась губами ко лбу Верочки и даже не сразу поняла, что он уже не такой горячий. Конечно, Вера поправилась и те дни они забыли, как далекий страшный сон. Но, забыть это чувство ничтожности, Ольга так и не смогла. Обида? Да…
Вера выжидающе смотрела на мать. Молчит. О чем-то думает. Но, больше не плачет, а это значит, что пора к папе.
— Я скоро приду.
Девочка вывернулась из рук матери и открыла дверь в ванную.
— Ты только не плачь больше, ладно?
Ольга не ответила. Глядя в одну точку, она перебирала день за днем их с Игорем жизнь. Неужели было так много плохого? А хорошее, где оно? Было ли?
Было, конечно.
Их встречи до свадьбы. Ольга вдруг вспомнила, как смотрел на нее Игорь, когда они только начинали встречаться. Его глаза за стеклами очков темнели, когда они встречались взглядами.
— Ты так странно на меня смотришь…
— Ты очень красивая! А я не могу понять…
— Что?
— Почему я?
— Почему я тебя выбрала?
— Да.
— Ты тоже ничего себе! – Ольга пыталась шутить, но тут же замолкала, глядя, как уходит из его глаз тот свет, который она видела только что. – Просто, ты лучший…
Свет возвращался, и Ольга улыбалась. Так-то!
Почему, тогда она знала, что ему сказать? А сейчас не знает?
Рождение Веры, ее первые шаги, первое слово, первый отпуск вместе. Первая удачная сделка после декрета. Он тогда так искренне радовался за нее. Даже торт испек, хотя к кухне не подходил никогда на пушечный выстрел. Торт этот они так и не доели, потому, что он был страшно сладкий. И Ольга чуть не ревела, выбрасывая остатки.
— Я тебе еще один сделаю, не реви. Я теперь умею. А хочешь, можем упаковать его в коробочку, как на королевских свадьбах и хранить потом сто лет?
Покупка квартиры, когда они сидели на полу, потому, что на мебель денег не было и праздновали, глядя, как сопит на надувном матрасе их маленькая дочка.
— Придется вторую тоже девочку. – Игорь, отставив бокал, обнимал Ольгу.
— Вторую?
— А ты решила остановиться на одном ребенке?
— Не знаю…
— Зато я знаю. Но, пока на дом мы с тобой не заработали, а комнат только две, придется рожать вторую девчонку.
Второй ребенок у них так и не получился. Ольга не знала, что не так. Врачи в один голос твердили, что все в порядке. Она поначалу переживала, а потом перестала. Если суждено – значит будет. Она и сама не знала, хочет ли она его. Проблемы накапливались как снежный ком. Первые ссоры, первые размолвки. Сначала незначительные, а потом все больше. Какие-то глупые претензии, никому не нужные слова, которые падали свинцовыми шарами между ними, заполняя собой все пространство маленькой квартирки. Ольга очень удивилась бы, расскажи ей дочка, что это вовсе не шары, а шипы – острые и длинные. Такие длинные, что достают до самого сердца.
Ольга открыла кран и умылась холодной водой. Хватит! Хорошее, плохое. Считать, чего было больше можно бесконечно. Вера права. Если обида держит – ничего не получится. Или мириться, или расходиться. Она на минуту представила, что Игоря больше нет в ее жизни. Он не придет домой вечером, не обнимет дочку… Ольга поежилась.
Вера протопала по коридору в кухню и толкнула дверь. Папа сидел на стуле, отвернувшись к окну.
— Пап?
— Верун! А ты чего не спишь?
— Рано же еще! – Верочка подошла к отцу и залезла к нему на колени. – Вы кричали…
— Прости.
— Зачем?
— Кричали?
— Да.
— Не знаю. Так получилось.
— Ты тоже обижаешься на маму? – Вера пытливо разглядывала лицо отца. Надо было раньше им все сказать. А она только сидела с Пончиком в обнимку и ничего не делала. Глупо! Когда они с Анькой поссорились, Василиса Андреевна позвала их, посадила на стульчики и заставила рассказать ей все-все. А потом спросила, разве хорошо, что они больше не дружат?
— Это мама тебе сказала, что обиделась на меня? – Игорь зарылся носом в кудряшки дочери и вдохнул такой знакомый родной запах.
— Нет! Сама знаю.
— Откуда?
— Когда вы друг друга любите, ты обнимаешь маму. А она улыбается. А, когда обижаетесь, то кричите. Так?
Игорь чуть отстранил от себя дочь, разглядывая ее.
— Ты стала такая большая!
— Мама то же самое сказала.
— А что еще сказала?
— Сказала, что любит тебя. И меня.
Вера смотрела на отца и видела, как меняется он в лице. Как будто ластиком стерли сердитые складки на лбу, глаза стали не сердитыми. Она удовлетворенно кивнула и слезла с колен отца.
— Я к Пончику пойду, ладно? Ему там страшно одному.
— Иди, конечно. – Игорь задумчиво проводил взглядом дочку и задумался. Когда они начали ругаться с Ольгой? Да так, что теперь и дочь говорит об этом в лоб? Он не мог вспомнить. Как-то само собой получилось. Сначала рождение Веры, а потом Ольга стала отдаляться от него. С одной стороны, оно и понятно, ребенок, заботы… Но, с другой, куда делась вся та теплота, которая и привлекла его в свое время? Ольга всегда была теплой как солнышко. Весеннее такое солнышко, ласковое и не горячее. Которое погладит лучиком и жить станет легче. Вот оно! Игорь вдруг вздрогнул. Ольга перестала быть ласковой. Даже какие-то домашние дела она стала обсуждать сначала с легким раздражением, а потом чуть ли не со злостью. Ему казалось, что он все время в чем-то виноват, что-то делает не так, как надо. Не было больше улыбки, которую он ждал, приходя домой. Ольга открывала дверь и поджимала губы, когда он целовал ее. Разговаривать дальше больше не хотелось. Подхватив на руки дочку, Игорь уходил в комнату, стараясь свести до минимума контакты с женой. Это, конечно, было неправильно, он прекрасно понимал, но сделать с собой ничего не мог. Он видел, что Ольга обижается, старался как-то наладить отношения, но снова и снова срывался, ожидая хоть какого-то отклика от жены. Он отлично помнил тот день, когда Ольга разревелась, держа на руках Веру, у которой была температура. И помнил свое бессилие. Он ничего не мог сделать, чтобы помочь своим девочкам. А еще он помнил чувство глубокого омерзения к себе, после того, как, сам не понимая, что творит, накричал на Ольгу. Он дернулся было извиниться, но Ольга посмотрела на него так, что Игорь понял – бесполезно уже. Ничего не вернешь. Слова, которые как острые камни падали между ними, выросли в такую стену, которую не пробить было ничем. Злясь на себя, он старался держаться от Ольги подальше, боясь сделать ей еще больнее. Вера поправилась, а вот отношения с Олей совсем сошли на нет. Они жили как соседи. Объединяла их только Вера. Вот, еще один момент, который, как он был уверен, поставил окончательную точку в их отношениях. В ссоре он ляпнул то, что Ольга ему теперь никогда не простит:
— Нас объединяет только Вера. Не было бы ее…
Он помнил, как окаменела Ольга, глядя на него. Только что она кричала, пусть в обиде, но он видел, что ей не все равно, что с ними будет дальше. А после этих слов вдруг перестала, молча посмотрела на него долгим, каким-то пустым совершенно взглядом и, развернувшись, вышла из комнаты. С тех пор она с ним не разговаривала. Точнее, были какие-то дежурные фразы, вопросы, связанные с Верой, но не было больше Ольги. Совсем. Он злился, старался как-то достучаться до нее, пусть даже вызвав на конфликт, но ничего не получалось. Ольга, как и прежде, заводилась с пол-оборота, но почти мгновенно остывала, роняя горькие, злые слова в ответ на все его претензии. Он как мог, старался разглядеть в ней хоть какую-то искорку от той Олюшки, которую он любил, но ее не было. Или он ее не видел.
Игорь вздохнул и встал. В квартире было тихо. Вода в ванной больше не лилась, а это значит, что Ольга укладывает спать Веру. Глядя в окно на соседний дом, где зажигались и гасли одно за другим окна, он вдруг подумал, что там, за каждым из них, тоже своя жизнь. Хорошая или плохая, неизвестно, но точно другая. И его жизнь станет другой, если Ольга уйдет и заберет с собой Веру. Он вздрогнул. На что станет похожа его жизнь тогда? На пустую и гулкую пещеру… В ней больше не останется смысла, потому, что смысл этот сосредоточен в этих зеленоглазых… Таких родных и любимых. Игорь вдруг вспомнил давний разговор со своей матерью. Ему тогда было от силы лет пятнадцать и было страшно интересно, как вести себя с девочками.
— Бери на себя ответственность. Это оценит любая женщина.
— Как это?
— Если даже виновата она, думай о том, что ты сделал не так. Как так получилось, что она отвернулась от тебя. Бывают, конечно, моменты, когда мужчина вовсе не при чем, но чаще всего, особенно в семейной жизни, виноваты оба, но мужчина всегда больше.
— Почему?
— Потому, что. Женщина редко бывает ведущей. Это если только очень сильная и волевая. А чаще она ведомая. Зависимая. Будет ей тепло, спокойно и хорошо – так же будет и тебе. А еще запомни, она не железная и вовсе не лошадь.
— Это как?
— А так. Некоторые мужчины думают, что если не жалуется, тянет все на себе, то и все в порядке. Но, это не так, дорогой. И твоя вина, если ты не помог, не поддержал. Ты позже это поймешь, когда у тебя появится семья и дети. Когда работы станет столько, что хватит на двоих, а то и на троих, включая меня. И вот, если ты всю работу оставишь ей – жди беды. Так что, запомни, свободные руки жены хотя бы на час в день – залог твоего счастья. А если ты еще и сможешь относиться к своей половине так, как до свадьбы – цены тебе не будет вообще.
— Это как это?
— До свадьбы дороже нее для тебя человека не будет. Химия это или что другое, но ты будешь смотреть на нее, как на самую большую удачу, которая выпала тебе в жизни, а обращаться будешь с ней, как с самой дорогой и хрупкой вазой, которая попала к тебе в руки. А потом все это куда-то денется, и жена уже станет для тебя привычным и самым повседневным, что только может быть в этом мире. А она-то будет помнить все, что было до. Вот и думай, сын.
— Мама, а почему ты все время про жену или про семью, я ведь пока еще не собираюсь жениться? Мне бы хоть что-то про девочек понять.
— Да не вопрос, расскажу и про девочек. Только, я хочу, чтобы ты понимал. Каждая из них потом чья-то жена или возлюбленная. И сейчас тебе кажется, что все это где-то далеко и нескоро, но потом ты скажешь мне спасибо.
Игорь провел рукой по лицу и улыбнулся:
— Спасибо, мама…
Он постоял еще минуту, размышляя, а потом повернулся и открыл холодильник.
Вера долго не могла уснуть. Она лежала, одной рукой прижимая к себе Пончика, а другой обнимая за шею маму, которая давно уже спала. Лицо ее был уставшим и печальным. Вера тихонько погладила складку между бровями мамы. Ее раньше не было. Ольга тихонько вздохнула во сне, и складка разгладилась. Вера снова обняла маму и закрыла глаза. Хорошо бы завтра был добрый день. А то она не раз слышала это выражение, только вот это были только слова, а на деле день оказывался вовсе и не добрым. Вера зажмурилась покрепче и загадала желание.
Будильника Ольга, конечно, не услышала, ведь он стоял в спальне. Подскочив утром, она глянула на маленькие смешные часы в виде котенка, которые висели у Веры в комнате, и охнула. В сад они сегодня опоздали. Да и на работу, похоже тоже. Благо, что сегодня с утра у нее ничего срочного и можно задержаться. Где-то в кухне звякнула ложечка о край чашки и Ольга удивленно подняла брови. Игорь еще дома? Странно. Она тихонько встала, стараясь не потревожить Веру, и пошла в ванную. Умываясь, она прислушивалась. Может быть он уйдет раньше, чем она закончит здесь и тогда не придется разговаривать, а до вечера времени будет еще много. Но, ее надежды не оправдались. Толкнув дверь на кухню, она увидела, что Игорь стоит у плиты, где закипает в турке кофе.
— Привет… — он оглянулся, и Ольга увидела, что он сегодня точно не спал. Глаза были красными, а темные круги под ними почти черного цвета.
Она открыла было рот, чтобы ответить, но так и застыла, глядя на стол. Там красовался торт. С жуткими масляными розочками. Причем, явно самодельный. Это что такое? Зачем здесь это? Если его делал Игорь, то точно потратил на это всю ночь. А еще он нашел насадки для кондитерского мешка, которые она куда-то засунула и найти не могла уже месяц.
Ольга подняла глаза на мужа, и он шагнул ей навстречу.
— Прости меня. Оль, за все прости. Я самый паршивый муж на свете. Я во всем виноват. И в том, что внимания тебе не было, и в том, что постоянно обвинял тебя в чем-то. Ты лучшее, что случилось со мной в жизни. Ты и Вера. Но, если бы не было тебя, ведь и ее бы не было. Я знаю, что много уже не исправить, но… может быть ты хотя бы подумаешь?
Ольга пристально смотрела на мужа, пытаясь понять, что происходит. А потом шагнула навстречу и закрыла ему рот ладонью.
— Оба хороши. Ты меня тоже прости. И ты прав. Мне нужно подумать. Очень серьезно и о многом.
— Это надолго?
— Месяцев этак на семь еще.
Игорь уставился на жену, еще ничего не понимая.
— Что ты на меня так смотришь? Да, все ты правильно понял.
Игорь пытался осмыслить то, что сказала ему Ольга, когда дверь в кухню распахнулась и Вера встала на пороге, прижимая к себе Пончика и потирая глаза.
— Вы уже помирились?
Игорь с Ольгой переглянулись.
— Ого! А почему торт? Разве можно его на завтрак?
— Сегодня все можно! – Игорь прижал к себе Ольгу и тихо шепнул ей. – Я люблю тебя! Дай мне шанс.
— А ты мне! – так же тихо ответила ему Оля и повернулась к дочери. – А неумытым девочкам торт не дают.
— Я сейчас! – Вера посадила Пончика на стул и скомандовала. – Нам два кусочка, пожалуйста. Мне и Пончику.
— Медведи торт не едят.
— А я ему зачем? Придется помогать.
Спустя несколько лет Ольга будет идти по дорожкам парка с коляской, спеша в школу за старшей дочкой. Маленький Вадик проснется не вовремя и негромко хныкнет, привлекая внимание мамы. Ольга нагнется было над коляской, но сзади ее обнимут такие теплые и родные руки.
— Дай я. – Игорь возьмет на руки сына и кивнет жене. – Мы вас тут подождем.
Ольга улыбнется и зашагает к школе. С завтрашнего дня у Веры каникулы. Билеты куплены, чемоданы собраны, и Вадик скоро в первый раз увидит море. Она вдруг вспомнит последние три года. Сколько было всего. И их попытки наладить отношения, что получилось далеко не сразу. И ее уход на два месяца, которые она прожила с Верой на квартире у родителей. И примирение, которое состоялось во многом благодаря Надежде Сергеевне, матери Игоря. И уход свекрови после тяжелого и сложного для всех периода. Рождение Вадика. Его первые шаги, зубки, первое слово… Ольга улыбнулась. Первым словом сына стало вовсе не «мама». Игорь ходил гордый, подшучивая над женой, и подмигивая сыну:
— Уважил, сынок. «Папа»!
Вера на первой в своей жизни линейке, такая серьезная и немножко испуганная. В какой-то момент она даже напугала родителей, став цвета своих пышных бантиков, но справилась и, заходя в школу вслед за учительницей, даже не обернулась, глядя прямо перед собой в новое свое время.
— Мама!
— Верун! – Ольга подхватила дочку. – Как успехи?
— Лучше всех! Ирина Петровна сказала, что в классе только две идеальных ученицы – я и Анька.
— Молодцы! – Оля прижала к себе дочку.
— А где папа? И Вадик?
— В парке гуляют и ждут нас.
— Это хорошо. А Пончик?
– Куда же мы без Пончика! – рассмеялась Ольга. – В коляске сидит.
Вера выдохнула. Она, конечно, подарила брату свою самую любимую игрушку. Ведь с самыми близкими людьми надо делиться самым хорошим. Но, все равно скучала по нему, хоть и делала вид, что ей все равно. Это маме можно было сказать все как есть.
Глядя, как родители идут перед ней по аллее, передавая друг другу брата, и о чем-то оживленно споря, Вера нагнулась к коляске, которую везла, и шепнула своему другу:
— Как ты думаешь, теперь все хорошо?
Пончик смотрел на нее своими круглыми глазами и молчал. Но, Вере почему-то показалось, что ответ на свой вопрос она все-таки услышала.